Иван Азанов - Записки русского солдата

Отъехали мы от леса метров шестьсот-семьсот, из леса вышла цепь немецкой пехоты. Проехали по мосту через ручей, поднялись на бугорок, тут очередной пояс нашей обороны. До села Казачье осталось километра полтора. В воздухе появилось много самолётов, мы постучали в кабину, он остановил машину, разошлись по полю. На дороге кроме нас никого не было. Самолёты прошли мимо нас и стали пикировать на Казачье. Но там войск не было, мало, кто пострадал. Но село развалили основательно. Потом мы с трудом проехали через него. Мы приехали в Петровку. Батя зашёл к командиру дивизии и там остался. Начальник штаба, майор Иванов, меня послал на Батиной машине за Батей. Я его отыскал, но он меня отослал обратно, сам остался ночевать у командира дивизии. На второй, или третий день, нам подошло пополнение «из мест не столь отдалённых», человек около полтысячи. Потом ещё подходили, более мелкими партиями. Сменили конную тягу на «студебеккеры» и «доджи». Пополнили и материальную часть. Подбросили и боеприпасов по три и более боекомплектов. Дивизия полнокровная стала на хорошо подготовленную линию обороны. Командный и наблюдательный пункт, хорошо оборудованный, был в боевых порядках пехоты, чуть позади траншей, но имел ход сообщения с пехотными траншеями. Не помню числа, когда немцы подошли к нашей линии обороны.

Сходу стали атаковать, предварительно обработав нашу линию обороны авиацией и артиллерией. Но обратно почти не отходили, а ложились тут. На их место шли новые цепи в пьяном виде. Позади немцев сидел власовцы с пулемётами. Им был отдан приказ расстреливать немцев, если они побегут назад. Атака следовала за атакой с утра до ночи, вперемежку с бомбёжками и артналётами. Нашей же дивизии было придано двенадцать артиллерийских полков. И таким образом, насыщенность артиллерией была триста стволов на один километр фронта. Немецкие танки шли по сто, сто пятьдесят, двести штук пачками в одно направление. Наших танков было больше. Наша авиация беспрерывно висела над головой. Одни идут туда, другие обратно. Когда привалишься к стенке окопа, то чувствуешь себя, как на телеге. Трясёт, трудно говорить. И вот такой ад продолжался дня четыре или пять. Перед нашими траншеями были горы трупов. Наступил новый день, рассвело, взошло солнце, поднимается, час идёт за часом, и – тишина! Как бы и не было войны! Поют птички, порхают бабочки, гудят шмели, и не единого выстрела!

Вначале тревожно ждали, вот-вот начнётся. Дальше тревога нарастала. Что же будет дальше? Почему молчат? Что они задумали? И так весь день. Когда горела земля, когда гудело всё вокруг, когда вокруг летало железо, всё было ясно. Теперь же вопрос вставал за вопросом, а ответа пока не было. Все эти дни я сидел на командном пункте, дежурным на коммутаторе, по двенадцать часов, вдвоём. Все остальные наши люди бегали на порывы, не спали по трое, четверо суток, питались на ходу, и в основном ночью. Мы, зато, были в курсе всех событий.

Я, особенно ночами, ловил разговоры по индукции, и прямые. Понял, что наши готовят что-то серьёзное, что немцы выдохлись, что они что-либо серьёзное предпринять не в состоянии. Потому притихли. Зато наши развернули кипучую деятельность. И ночью, и днём все разговоры идут о прибытии людей, техники и боеприпасов. Срочно всех крупных командиров собрали на военный совет. Решение его ещё пока не было известно, но всё вокруг было в движении. Было ясно, что готовится серьёзная операция. Но мы об этом старались не говорить никому. И между собой говорили по секрету, на ушко. Потом стало известно, что на утро назначена артподготовка трёхчасовая, из трёхсот стволов на один километр фронта, что снарядов по три боекомплекта, что танки сосредоточены на исходных рубежах. Появились представители от авиачастей. Что сигнал для начала артподготовки залп РС (реактивных снарядов) И опять нарастает тревога, как-то всё получится? Всё ли хорошо пойдёт? У меня в такие минуты почему-то было такое ощущение, будто все мои внутренности лезут в грудную клетку, там им тесно, их усиленно давит, а они всё-таки лезут туда.

Настала минута артподготовки. Загремели «Катюши», но, секунда – их не стало слышно. Залаяли отдельные выстрелы, но миг! И они слились в сплошной гул! Из общего гула выделялись отдельным лаем только близко стоящие орудия. Земля-матушка, опять заходила ходором. Немецкая артиллерия ещё сильно огрызалась, но её действие казалось мало заметным. В это же время засекались их огневые позиции, накалывались на карты и тут же готовились данные для подавления их огневых средств. После начала нашей атаки истекли три часа. Артиллерия перенесла огонь по тылам. Пошли вперёд танки. На них, и за ними пошла пехота. Авиация буквально на малой высоте висела над немецкой территорией. И бомбардировщики, и штурмовики, и истребители утюжили их передовые части и тылы одновремённо.

Командиром дивизии к этому времени стал майор Васильев. В воспоминаниях Георгия Константиновича Жукова это имя упомянуто только один раз среди других командиров. Как раз в боях на Курской дуге, и за город Белгород, для нас же это – человек, который стоял во главе такой боевой единицы, как дивизия, которая к этому времени сложилась в очень дружный, гибкий коллектив, способный выполнять любую боевую задачу. Что особенно наглядно проявилось в этих боях на Курской дуге. Командир дивизии и командующий артиллерией дивизии находились на одном командном пункте. Связь была у того, и у другого своя. Получилось, что две линии в одну точку. Командир дивизии с командиром артиллерийского полка вторая линия. А командир стрелкового полка и командир артиллерийского полка на одном командном пункте. И т. д. Когда одна линия оборвана, то по другой могли разговаривать оба наши начальника.

Таким образом, связь работала всё время очень чётко. Решения принимались обычно после некоторых дебатов, т. е. посоветовавшись, потому были наиболее оптимальны и своевременны. Так, что всё шло гладко, без нервотрёпки и без лишних потерь. Командиры были в хорошем настроении, веселы, порой шутили между собой, и с нами, солдатами. Лёгкая артиллерия двигалась вместе с пехотой, поддерживала пехоту огнём и колёсами. Но немцы не бежали панически. Отходили, можно сказать, планомерно, цепляясь за всякий удобный для обороны, рубеж и опорный пункт. Каждый клочок земли отбирали с бою. На каждых пяти, шести, восьми километрах новая линия обороны. Приходилось разворачивать боевые порядки дивизии, изучать огневые точки противника. Планировать артиллерийскую обработку. Штабу артиллерии работы было по-уши, разведке и того больше, да и нам доставалось досыта.

Где тянули связь, где бегали с пакетами, подобно челноку в ткацком станке. Но толкали, беспрерывно толкали на запад, не давая закрепиться основательно. Подошли к Белгороду. Атаковать в лоб не стали. Пошли в обход. Наша, 305-я дивизия – с севера, а наш левый сосед, 107-я дивизия, с юга, обошли Белгород, вынудили немцев покинуть Белгород. За взятие Белгорода нашей 305-й дивизии было присвоено наименование Белгородской. 107-я дивизия была переименована в Гвардейскую, не помню номера. Мы продолжали наступательные бои в направлении Харькова. Теперь уже силами своей дивизии и двух-трёх артполков, и одного миномётного полка под командой майора Заикина. Кое-когда подкидывали дивизион «Катюш».