Николай Сванидзе - Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

Мысль его вернулась к вчерашним письмам лагерников. Там было много писем отцов к своим маленьким детям.

Рисунки: звери, птицы, грибы. «Дорогая моя доченька! Этот гриб живет под землей, и его ищут при помощи свиней. Свиньи своим носом роют землю, отыскивают грибы, а человек из-под носу их у них выбирает».

«…Посылаю два вида одного и того же залива Белого моря, как видно из моего окна…»

Андрей посмотрел имя на конверте.

– Алексей Вангенгейм. Соловецкий лагерь. Господи, да это же Алексей Феодосьевич Вангенгейм, главный метеоролог. Сколько же ему лет сейчас. Он же лет на двадцать меня старше. Приятель Горького, Отто Юльевича Шмидта.

«…Пиши, родная! Поцелуй крепко нашу дорогую мамочку. Тебя крепко и много целует любящий папа».

«Я очень плохо рисую, – вдруг подумал Андрей. – Что я смогу нарисовать, когда буду там?»

Он взял следующий конверт. Левитский Владимир.

– Так я, наверное, тоже смогу нарисовать.

Андрей читал письмо за письмом: «Если бы мне кто раньше предсказал, я бы не поверил тому, что выпало на мое семейство…»

«Наташа! Напиши мне, вспоминает ли меня Олюша?..»

Андрей очнулся, когда объявили перерыв в судебном заседании.

Зина у себя в Париже была в курсе, что всех, проходивших на процессе, расстреляли. В посольстве Зине сообщили, что на родине назначен новый нарком внутренних дел Ежов. Лида в письме к новому, 37-му году между прочим написала, что у них в квартире поменялись соседи, сначала в одной комнате, а потом в другой. Написала и то, что ее подруга Муся ей очень завидовала, потому что Мусины соседи вечно скандалили, но теперь и у Муси поселились новые, спокойные люди. И что все хорошо, и все здоровы, и шлют приветы и поздравления. Зина поняла, что Лида пишет про аресты.

В январе 37-го начался новый процесс. Как обычно, все подсудимые обвиняются в связи с Троцким, все они готовили покушение на руководителей партии и правительства.

– А вот и новенькое, – Андрей читал газету, находил в ней то, чего ждал, и по ходу вспоминал: – С каким же возбуждением наши в прокуратуре обсуждали эту новость… Вот в протоколе допроса значилось, что Сокольников встречался с английским журналистом Тальботом, но не знал о связях журналиста с английской разведкой. А Сталин лично на протоколе написал: «Сокольников, конечно, давал информацию Тальботу об СССР, о ЦК, о Политбюро, о ГПУ, обо всем. Сокольников, следовательно, был информатором, шпионом-разведчиком английской разведки».

И секретарши с красными пятнами на щеках уже болтали: «Троцкисты – все шпионы».

Ощущение было – чем громче и шире это раззвонят, тем лучше: это должно было уйти и всосаться в народ. А вот теперь получайте это на процессе. Троцкист – не просто член оппозиции, что уже преступно, но еще и непременно шпион. «Интересно, каким шпионом буду я?»

Андрей ни с того ни с сего представил Зину в Париже. Подумал: «В какой шляпе она сейчас?»

Зина купила себе избыточно, как она думала, эффектную шляпу. В этой шляпе она сидела на скамейке в Люксембургском саду и читала эмигрантскую русскую газету «Последние новости», которую издавал Милюков. Она хотела прочитать, что парижские русские пишут о московских процессах. Милюков в редакционной статье писал: «Россия, наша Родина, явно вступает в полосу выздоровления. Расправа диктатора над своими товарищами – это страшный удар по партии и знаменует собой суд и расправу с самим большевизмом как таковым». Милюков, очевидно, испытывал от происходящего исторический оптимизм. Зина выбросила газету в урну.

Андрей в Москве в своем кабинете жег в пепельнице листок бумаги, который неожиданно принесла ему Ида. На этой бумажке было написано, кто из осужденных на последнем процессе сколько продержался до того, как начал оговаривать других и подписывать все подряд.

– «Пятаков – 33 дня, Турок – 58, Радек – 2 месяца 18 дней, Серебряков – 3 месяца 16 дней, Муралов – 7 месяцев 17 дней». Сколько продержусь я?

В марте этот вопрос отступил перед другим: когда? В марте было собрание актива прокуратур СССР, РСФСР, Москвы и области. Все слушали Вышинского. Андрей сидел через один стул от исполняющей обязанности прокурора РСФСР Фаины Нюриной. Вышинский с трибуны говорил: «Еще не выкорчеван старый, недобрый порядок, при котором каждый местный прокурор чувствует себя самостоятельным. В РСФСР – исполняющая обязанности герцогини Нюрина. А в Москве – удельный князь Филиппов. Он, видите ли, не желает подчиняться единому командованию».

Но с должности Андрея не снимали.

Зина получила от Лиды письмо. Какое-то особенно радостное. Уж так все у них в Москве хорошо, так мы с деточкой друг друга любим, что ты, Зина, можешь ни о чем не беспокоиться и работать в Париже столько, сколько тебе нужно. Вот и Виталий Григорьевич нас навещал, говорил, что твоя работа в Париже очень важна для советской науки.

Зина отчетливо поняла, что Лида отгоняет ее от Москвы.

В конце Лида так же радостно писала, что доктор настойчиво рекомендует для лечения ее больной ноги перебраться на время в Крым, выпишет направление, и они с деточкой поедут к морю и поживут там полгода, а может быть, дольше. И это будет превосходно: солнце, фрукты. А ты, Зина, можешь спокойно работать.

Зина поняла, что ее сестра играет ва-банк. Лида придумала, как они там спасутся и что без нее, Зины, это будет легче осуществить.

Зина направила телеграмму Хлопину с просьбой прервать ее командировку по причине необходимости быть рядом с дочерью. Хлопин ответил в том смысле, что он готов оказать содействие Зининым близким. Зина телеграфировала: «Нет, спасибо, справлюсь только я».

Она не могла сорваться, взять билет и уехать в Москву. Она сидела в Париже и ждала. Ходила смотреть, как воздвигаются советский и германский павильоны для Всемирной выставки.

Андрея по-прежнему не трогали. В доме, где он жил, где жила его мать, в Ананьевском переулке, аресты шли по всем этажам. Его квартира – 105. В 103-й – увезли бухгалтера Ланда из «Текстильшвейторга», в 111-й – забрали Андрея Дмитриевича Даманского из Наркомтяжпрома, в 97-й – геолога Карла Бегге, в 95-й – директора Академии пищевой промышленности Нанейшвили Виктора Ивановича, в 94-й – Александра Андреевича Недрита, зам. начальника Московской таможни. Андрей знал об этом сам, видел, слышал, мог отследить по документам.

И из 32-й квартиры. Из 41-й, из 61-й, из 68-й – троих, из 72-й, из 122-й квартиры. Директора табачной фабрики «Дукат», сварщика, капитана милиции, директора Оптико-механического завода, преподавателя. А в соседнем доме № 5 – 31 человек арестован.

А на Соколе, на Врубеля, в Зинином доме из 5-й квартиры, из 9-й, из 13-й, из 15-й, 17-й, 18-й, 19-й, 27-й, 30-й. Взяли и токаря, и инженера, и бухгалтера, научного сотрудника, слесаря-электрика, коменданта дома отдыха, двух милиционеров.