Николай Сванидзе - Погибель Империи. Наша история. 1918-1920. Гражданская война

– Так вот в чем идея. Всех без разбора. Независимо от возраста, национальности, происхождения, рода деятельности. А тех, кто арестовывает сейчас, скоро будут арестовывать новые, а потом этих новых арестуют и будут допрашивать уже совсем новенькие, с иголочки. И все на всё готовы. Все идет без сбоев.

4 июля 1937 года Андрей, как прокурор Москвы, получает документ с пометкой «Строго секретно». Выписка из Протокола № 51 заседания Политбюро ЦК. Решение от 2.07.37.

«…Большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время, а потом вернувшихся, являются главными зачинщиками антисоветских и диверсионных преступлений в колхозах, совхозах, на транспорте и в некоторых отраслях промышленности… В пятидневный срок представить в ЦК количество подлежащих расстрелу…»

– Ну вот, наконец-то чего я ждал… Почему я не уехал из Союза… Или не застрелился… Они хотят, чтобы я во всем этом участвовал, чтобы приговаривал к немедленному расстрелу своего соседа из 103-й квартиры. Две недели назад я встречал его. Он пожилой человек, с женой, оба нарядные, радостно сообщили мне, что идут в Большой театр…

Меня арестуют точно так же. Я хочу, чтобы это произошло прямо сейчас… Ага, я хочу, чтобы они спасли меня от позора. Вот это был бы счастливый конец, я чувствовал бы себя страдальцем, ни в чем не виноватым, ничего не подписавшим…

Тут раздался телефонный звонок. Андрей снял трубку, услышал: «Вы переводитесь в Челябинск. Выезд завтра…»

Андрей не подумал, что Бог есть. Он просто пару минут рыдал от счастья. Потом взял себя в руки. Его переводили на должность заместителя прокурора Челябинской области.

Зина вернулась в Москву через две недели после его отъезда. Она позвонила ему в Челябинск:

– Андрюша, я приеду к тебе.

– И не вздумай этого делать. И никогда больше не звони.

– Андрюша…

– Никогда.

Это было последнее в жизни слово, которое Зина слышала от Андрея. Он там, в Челябинске, повесил трубку.

На первом же совещании Андрей слушал начальника областного управления НКВД: «Стоит несколько вопросов техники. Найти место, где будут приводиться приговоры в исполнение, и место, где закапывать труппы. Нужно, чтобы заранее был срезан дерн, и потом этим дерном покрыть это место, чтобы конспирировать. Наш аппарат не должен знать ни место, ни количество приговоров, ничего не должен знать абсолютно, потому что наш собственный аппарат может стать распространителем этих сведений для контриков».

31 июля Андрей увидел новые документы из Москвы. Оперативный Приказ Народного комиссара внутренних дел Союза ССР № 00447.

«Материалами следствия по делам антисоветских формирований устанавливается, что значительное количество бывших кулаков, бежавших из лагерей… репрессированных церковников и сектантов, бывших активных участников антисоветских вооруженных выступлений… остались почти нетронутыми… значительные кадры антисоветских политических партий (эсеров, грузмеков, дашнаков, муссаватистов, иттихадистов и др.), а также кадры бывших активных участников бандитских восстаний, белых, карателей, репатриантов и т. п.

Перед органами государственной безопасности стоит задача – самым беспощадным образом разгромить всю эту банду антисоветских элементов, защитить трудящийся советский народ.

В соответствии с этим ПРИКАЗЫВАЮ – С 5 АВГУСТА 1937 ГОДА ВО ВСЕХ РЕСПУБЛИКАХ, КРАЯХ и ОБЛАСТЯХ НАЧАТЬ ОПЕРАЦИЮ ПО РЕПРЕССИРОВАНИЮ БЫВШИХ КУЛАКОВ, АКТИВНЫХ АНТИСОВЕТСКИХ ЭЛЕМЕНТОВ и УГОЛОВНИКОВ.

… утверждается следующее количество подлежащих репрессии…»

– А какие цифирки все кругленькие… Ну а теперь самое интересное – состав «тройки». Нет меня в «тройке». Я – разжалованный. Ссыльный. Я почти свободный.

…А еще вызывают подозрение немцы, поляки, харбинцы, греки, китайцы, афганцы, латыши, иранцы и иранские армяне. И для них уж никаких норм на аресты и расстрелы нет. Предоставляется свобода действий.

Дела высших советских, партийных, комсомольских, профсоюзных деятелей, а также народных комиссаров и их замов, высших военных чинов, деятелей культуры и искусства рассматриваются Военной Коллегией Верховного Суда.

– Ай да молодцы…

Через месяц Андрей сидел на очередном оперативном совещании, гадал, что на самом деле думают присутствовавшие, сам думал:

«Стахановцы вы наши… За месяц план по посадкам и по расстрелам выполнили по всей стране. Дали лимит в три тысячи человек, оп – и нет их уже на свете. Что дальше делать? Правильно, писать наверх: дайте еще пострелять, врагов кругом с каждым днем все больше и больше, руки чешутся. Все хотят равняться на Горбача. Он у себя в Омске за август два раза ухитрился лимит увеличить. Его «тройка» за день приговорила 1301 человека, 937 – к расстрелу. И он попросил лимит увеличить с трех тысяч до пяти, а потом до восьми. И Сталин на его ходатайстве собственноручно написал: «Т. Ежову. За увеличение лимита до 9 тысяч. И. Сталин». Тыщонку еще накинул. И слух об этом доверии идет по всей стране, у нас тут обзавидовались».

А потом Андрей увидел приказ Ежова № 00486.

«…Аресту подлежат жены, состоящие в юридическом или фактическом браке с осужденным… Жены изменников родины, имеющие грудных детей, после вынесения приговора без завоза в тюрьму направляются непосредственно в лагерь… По достижении годовалого возраста дети передаются в детдома».

Это было самое страшное, чего Андрей ждал и дождался.

Его сделают на месяц и.о. прокурора области, а 22 ноября 1937 года арестуют. Сразу увезут в Москву. На самом деле, ордер на его арест был выписан еще в октябре, еще до последнего назначения. Ордер был в свободной форме, без конкретного числа. Так, на короткую перспективу: на выход с вещами такой-то, приготовиться Филиппову Андрею Владимировичу. 9 ноября выписали новый ордер, а арестовали 22-го. Привезли сначала в Лефортовскую тюрьму, потом перевели на Лубянку. На допросах били, в камеру приносили без сознания. Приходя в сознание, он каждый раз считал и царапал на стене, сколько уже держится.

– А я держусь два месяца и четыре дня.

На пятый день третьего месяца допросов, 1 февраля 1938 года, он стал писать то, что от него требовали.

«…В контрреволюционную организацию правых я был завербован в 1931 году… В 1934-м ездил к Бухарину за подтверждением его указаний о блоке с троцкистами, меньшевиками и эсерами… Задачей являлось нанесение решительного удара по руководству ВКП(б) и соввласти… Я создал боевую террористическую группу… Расчет брался на поездку Сталина в Большой театр…»

Суд был 29 августа 38-го. Начался в 9:20, закончился в 9:40. На суд Андрея одели в чужой костюм. Когда дали последнее слово, он отказался от всех показаний, данных на допросах, сказал, что не признает себя виновным.