Сергей Войтиков - За фасадом сталинской конституции. Советский парламент от Калинина до Громыко

Председатель Президиума Верховного Совета СССР был реальным руководителем партии и государства исключительно в том случае, когда на этот пост назначался лично генеральный секретарь ЦК КПСС, как это было в случае с Л. И. Брежневым («второе пришествие» на высший советский пост), Ю. В. Андроповым, К. И. Черненко, М. С. Горбачевым. Единственное исключение, пожалуй, представлял собой Н. В. Подгорный, который занимал пост председателя Президиума в 1965–1977 гг., будучи вторым человеком во власти, осторожно двинувшим Л. И. Брежнева на пост первого секретаря ЦК КПСС в 1964 г. и допустивший, как потом оказалось, серьезную ошибку.

На правах постскриптума заметим, что в 1985 г., при последнем генсеке М. С. Горбачеве, «сослали» на высший государственный пост Страны Советов члена Политбюро ЦК КПСС А. А. Громыко (до того, как его сменит в высшем государственном кресле сам Михаил Сергеевич). С поста министра иностранных дел СССР Андрей Андреевич ушел, по выражению В. М. Суходрева, «…“по-громыкински”. В одночасье. После принятия решения о его назначении Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Тогда это была чисто номинальная должность, на которую отправляли заслуженных ветеранов “партии и правительства”. Правда, он еще некоторое время оставался членом Политбюро, а значит, имел весомый голос в решении государственных проблем. Но уже сам понимал, к чему все идет. Так вот, получив указ о новом назначении, Громыко поднялся с кресла и уехал в Кремль. Он не созвал коллегии, не провел никаких прощальных встреч со своими многолетними сотрудниками. Просто взял и уехал. Ни в письменном столе, ни в кабинете, ни в комнате отдыха у него не было ничего своего, личного. И это за столько лет работы в высотном здании на Смоленской площади!.. Он был окружен всем казенным, тогда как на Западе, например, принято, чтобы собственный кабинет высший чиновник оживлял личными предметами – фотографиями родных и тому подобным. Ведь большую часть жизни он проводил в своем служебном кабинете. У Громыко же ничего такого не было. Сухость характера, отличающая руководителей той эпохи, которые прошли железную сталинскую школу, сидела в нем […] очень глубоко» [1097]. Началась другая эпоха, с другими людьми. И другим Верховным Советом СССР – в чем-то очень схожим с Центральным исполнительным комитетом I созыва (1917): весьма амбициозным, однако обреченным на политическое фиаско.

Характерное признание об оценке высшего советского поста самим А. А. Громыко содержится в его рассказе о временах, когда Страну Советов «возглавлял» К. Е. Ворошилов: «Звонит он (Ворошилов. – С.В .) мне и говорит: “Я тут обратил внимание на то, что в документах, которые представляются Министерством иностранных дел и которые должны направляться в адрес глав иностранных государств, слева стоит подпись Хрущева, а справа Ворошилова. Разве это правильно? Надо бы наоборот”. Я с этим не согласился и пояснил ему: “На документах такого рода, которые мы посылаем за рубеж за двумя подписями, на первом месте должна, конечно (очень показательное в подобных ситуациях вводное слово. – С.В .), стоять подпись Первого секретаря ЦК партии”. Ворошилов и здесь остался при своем мнении» [1098]. При своем мнении остался и А. А. Громыко, когда он занял пост председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Об этом, в частности, свидетельствуют еще два факта из воспоминаний А. А. Громыко. Во-первых, Громыко считал «первым постом в Советском государстве» [1099]то ли должность председателя Совета народных комиссаров – Совета министров, то ли, что более вероятно, должность секретаря (генерального секретаря) ЦК РКП(б) – ВКП(б) – секретаря (первого секретаря, генерального секретаря) ЦК КПСС [1100]. Во-вторых, в своих двухтомных воспоминаниях Громыко уделил собственному «руководству» Страной Советов целых два абзаца своего текста: «Принимал [Ф.] Гонсалеса (премьер-министра Испании. – С.В. ) и я, уже как Председатель Президиума Верховного Совета СССР» [1101]; «С 1985 г. я работал на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР, с большим удовлетворением выполняя обязанности, которые доверены мне партией и правительством. Особенно хочется подчеркнуть тот огромный диапазон проблем, который приходится рассматривать в настоящее время Президиуму Верховного Совета СССР. Все они в той или иной степени связаны либо с социально-экономическим развитием нашей страны, либо с ее внешнеполитической линией на упрочение мира во всем мире» [1102]. Комментарии, как говорится, излишни.

Главный острослов российской социал-демократии, а затем и большевистской партии, Д. Б. Рязанов, заявил 22 декабря 1920 г. на вечернем заседании Коммунистической фракции 8-го Всероссийского съезда Советов: «Товарищи, о деятельности ЦИКа и Президиума ЦИКа я не буду говорить по старой доброй пословице: о мертвых говорят либо хорошее, либо ничего не говорят. И нам приходится, товарищи, говорить о деятельности Совнаркома, но и тут мы все бегаем вокруг одного и того же места, бегаем без толку и боимся сказать: “Совнарком – место не менее живое, чем Президиум ВЦИК”. Пусть попробует [это опровергнуть] кто-либо из членов Совнаркома, в первую голову его Председатель, который когда-то на собрании сказал, что самое отчаянное время своей жизни он проводит именно в ЦИКе, и хотел однажды даже утопиться [26]. […] Мы ряд вопросов обсуждаем не совсем вовремя, все эти вопросы должны обсуждаться на партийном съезде, ибо не секрет, товарищи, что все, что делается в Совнаркоме, делается вне его пределов, и что Совнарком находится в лучшем положении, чем бедный Президиум ЦИК во главе с всероссийским сельским старостой» [1103]. Избрание М. И. Калинина на пост «всероссийского», а в 1923 г. еще и «всесоюзного старосты» стало естественным звеном эволюции советской политической системы. При всей своей декоративности и Калинин, и «возглавляемые» им ВЦИК, а затем и ЦИК СССР (в котором формально Калинин был одним из сопредседателей) были реальными радетелями за бесправных крестьян.

Центральный исполнительный комитет СССР был создан уже в 1923 г., однако фактически вплоть до конца 1925 г. ключевую роль в его работе играло руководящее ядро ВЦИК. Наличие двух высших государственных органов «власти»: союзного (ЦИК СССР) и республиканского (ВЦИК) – с одной стороны, способствовало хотя бы формальному отстаиванию прав России в составе СССР, а другой стороны, ослабляло и без эфемерные властные поползновения руководящего «парламентского» ядра. Если в начале 1920-х гг., после Профсоюзной дискуссии, в Советской России было три реальных центра власти (Политбюро, Совнарком и Совет труда и обороны), а также ВЦИК, то теперь к этим органам добавился ЦИК СССР [1104]. Несколько упростило положение «политическое убиение» Совета труда и обороны как «второго правительства» (и его председателя Л. Б. Каменева) в ноябре 1925 г. – январе 1926 г. [1105]