Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Став императором, Павел, знавший и любивший Мордвинова с детства – они были сверстниками и вместе воспитывались, – произвел его в полные адмиралы, но по доносу небезызвестного де Рибаса уже в январе 1797 года вызвал в Петербург и посадил под домашний арест.

На другой день к арестованному явился генерал-прокурор князь Алексей Куракин и, проливая притворные слезы, стал уговаривать его попросить у государя прощения, в котором, мол, тот ему не откажет. Полученный им твердый ответ достоин древнегреческого стоика: «Никогда я этого не сделаю, потому что не признаю себя виновным; но знайте, князь, что если я даже буду сослан в Сибирь, и оттуда бойтесь меня!»

В тот раз ему удалось доказать свою правоту, но император все же отправил его в отставку, подарив, правда, тысячу душ. Мордвинов принял свое увольнение за знак милости, потому что Павел избавил его тем самым от дальнейших происков завистников и клеветников…

Недругов у него всегда хватало. Назначенный в 1802 году министром морских сил, он сумел удержаться на этом посту всего три месяца, после чего вынужден был уйти. При этом Николай Семенович имел случай убедиться, как быстро вчерашние друзья превращаются во врагов.

Его место занял П. В. Чичагов, с ним у него имелось много общего: сходство привычек, явная слабость к английским порядкам (оба учились в Англии, плавали на британских судах, женились на англичанках), наконец, оба были сыновьями известных адмиралов; однако это не помешало Чичагову, пользуясь близостью к царю, постараться «спихнуть» начальника, чтобы самому получить министерский пост. Заметив все возрастающее влияние своего товарища (то есть заместителя) на государя, Николай Семенович, не задумываясь, попросил об увольнении.

Примечателен отзыв о Н. С. Мордвинове ярого ретрограда Ф. Ф. Вигеля, проливающий одновременно свет и на возможные причины его отставки: «Политический сей мечтатель, с превыспренными идеями, с ложными понятиями о России и ее пользах, должен был естественным образом сойтись с молодыми законодателями… Но не более трех месяцев пробыл он морским министром. Он вообразил себе, что у нас подлинно парламент; мнения, им подаваемые, были столь смелы, что… показались даже мятежными, и он должен был оставить место своему товарищу Чичагову».

Вторичное призвание Н. С. Мордвинова во власть состоялось в 1810 году, когда его поставили во главе Департамента экономии вновь образованного Государственного совета. Он стал автором многих экономических и финансовых проектов, в том числе о подоходном налоге. По свидетельству Н. И. Тургенева, хорошо знакомого с этой стороной его деятельности, Мордвинов «с глубокими познаниями в области экономической науки соединял сильный дар слова и замечательный талант при изложении мыслей».

Мнения адмирала, высказываемые им в Государственном совете, расходились затем в копиях по рукам, принося их автору заслуженную известность и популярность. Ему же принадлежат золотые слова, которые, правда, при тогдашнем общественном устройстве никоим образом не могли воплотиться в жизнь: «Дайте свободу мысли, рукам, всем душевным и телесным качествам человека; предоставьте всякому быть, чем его Бог сотворил, и не отнимайте, что кому природа даровала».

Справедливости ради стоит отметить, что вольнолюбивые порывы в Мордвинове удивительным образом уживались с крепостническими взглядами; он был сторонником лишь постепенного освобождения крестьян, притом без земли и за выкуп, то есть либерализм его можно назвать крайне умеренным. Добрый адмирал мечтал о какой-то аристократической монархии, с могущественной верхней палатой по образцу британской палаты лордов, наделенной широкими политическими правами…

Купив дом, семейство Мордвиновых отправилось за границу, сдав верхний этаж в аренду американскому посланнику; бельэтаж занимала сестра Николая Семеновича, А. С. Корсакова, со своими домочадцами. На родину Мордвиновы вернулись лишь два года спустя, в 1820-м, и двери их жилища гостеприимно распахнулись для знакомых и незнакомых офицеров, участвовавших в полковых смотрах, которые несколько лет сряду происходили на Театральной площади.

7 ноября 1824 года обитателям дома пришлось испытать на себе грозную силу стихии. Вот как описывает это в своих воспоминаниях дочь Н. С. Мордвинова, Надежда Николаевна: «В 9 часов утра вода начала уже выходить из труб и канав. На нижней площадке нашей лестницы показалась сырость, а когда площадь стала покрываться водою, то на нее нагнало дров, которые, приплыв к нашему дому, ударялись в окна и разбили стекла; тогда вода хлынула, и все комнаты нижнего этажа наполнились водою, поднявшеюся до двух аршин высоты. В это время у нас гостил дядюшка Коблей (брат матери рассказчицы. – А. И.) и находился в нижнем этаже; только что он успел перебраться наверх, как вода наполнила его комнаты. Один флигель-адъютант проехал на лодке по площади. В два часа вода постепенно стала сбывать, и с какою радостию мы услышали в 8 часов вечера стук экипажей и топот лошадей!»

Ф. Алексеев (?). 7 ноября 1824 года на площади у Большого театра. 1824 г.

Это описание красочно дополняет картина, предположительно кисти Ф. Я. Алексеева, изображающая наводнение на площади у Большого театра, на которой прекрасно виден и дом Мордвиновых с полузатопленными окнами первого этажа.

Николай Семенович был любителем и знатоком живописи. В молодости, в период пребывания в Ливорно, ему удалось собрать великолепную коллекцию произведений знаменитых художников, ее он доставил на корабле в Россию. Впоследствии часть ее продали, часть сгорела в 1812 году во время московского пожара. Переехав в Петербург, Мордвинов снова стал собирать картины, причем ему посчастливилось приобрести несколько ранее проданных ценных полотен, ныне украшающих залы Эрмитажа.

Любовь к живописи он передал своему единственному сыну Александру (1800–1858), ставшему недурным художником-дилетантом. Вероятно, он смог бы достичь и больших успехов, если бы имел в юности хорошего учителя. Но отец, хотя и призывал «предоставить всякому быть, чем его Бог сотворил», по человеческой слабости желал видеть сына не живописцем, а государственным мужем. «Как жаль, – говорил он со вздохом, – что этот талант не дан бедному мальчику: он был бы русским Рафаэлем». В результате А. Н. Мордвинов не стал ни тем ни другим, хотя несколько его итальянских видов хранятся в собрании Русского музея.

Адмирал был счастлив в своих детях; помимо сына, он имел трех дочерей, не обделенных ни нравственными, ни физическими достоинствами. Старшая, Надежда, оставшаяся незамужней, написала об отце восторженно-хвалебные, почти житийные воспоминания; средняя, Вера, вышла замуж за Аркадия Алексеевича Столыпина, двоюродного деда М. Ю. Лермонтова, и родила ему семерых детей. Рано лишившись родителей, они жили в доме своего деда Мордвинова, принимавшего в них самое горячее участие.