Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Другой выпускник, Н. Г. Залесов, в своих «Записках» называет Сухозанета «пугалом академии». Вечно больной, раздражительный, помешанный на мелочах, он являлся туда исключительно для «распеканий». Однажды генералу вздумалось пригласить к себе на обед прапорщика, только что окончившего курс в академии. На другой день Иван Онуфриевич призвал к себе его начальника, штаб-офицера, и обругал на чем свет стоит, пояснив свой гнев следующими словами: «Когда блаженной памяти граф Аракчеев удостоил меня пригласить к себе на обед, то я, бывши прапорщиком гвардейской артиллерии, весь обед просмотрел ему в глаза, а вчера я, генерал-аншеф (так любил называть себя Сухозанет. – А. И.), позвал к себе обедать артиллерийского прапорщика, и что же, братец, он сделал?.. Он весь обед ел! Нет, так служить нельзя, у тебя, братец, в отделении нет никакой дисциплины…»

Этот эпизод наилучшим образом характеризует И. О. Сухозанета как начальника и как человека. Подобных ему было много: А. А. Аракчеев, П. А. Клейнмихель, В. В. Левашов, А. И. Чернышев – всех не перечислишь; в них, как в зеркале, отразилась эпоха «патриархального деспотизма», которой суждено было возродиться в сталинские времена, да и кто знает, застрахована ли Россия от него в будущем? Бессловесное, рабское послушание, животное, бездонное терпение низов и, как оборотная сторона, наглая уверенность в своем праве и самодурство верхов, – разве это не живительная среда для бесконечного воскрешения старого?

Сухозанет умер как раз накануне освобождения крестьян, на пороге великих реформ Александра II, и смерть его выглядит символично. Ничьих слез она не вызвала, а присутствовавший на похоронах сенатор К. Н. Лебедев записал по этому поводу в своем дневнике следующую, скорее всего, не им самим придуманную остроту: «8 февраля 1861 г. – Сегодня хоронили известного картежника, генерала Сухозанета (Ивана Онуфриевича), и за гробом шли Государь, князья и члены Совета, так что выходило, что сперва шли казаки с пиками, потом попы с крестами и музыканты с бубнами, и наконец тело с червями, а за ним все тузы». Таков был итог его жизни.

Дом Петербургского Купеческого общества (дом № 70 по Невскому проспекту), украшенный флагами в честь коронации Николая II. Фото 4 мая 1896 г.

Через несколько лет наследники генерала продали особняк на Невском проспекте Купеческому обществу, во владении которого он оставался до самой революции.

Перекресток Невского, Литейного и Владимирского проспектов – один из самых оживленных и многолюдных: здесь сходятся упруго пульсирующие городские артерии, по которым в противоположных направлениях непрестанно текут людские и автомобильные потоки. В своем движении человеческие реки плавно огибают четыре угловых здания, появившиеся здесь в разное время и имеющие вроде бы несхожий облик. Однако с годами они как будто утратили былые различия, словно отшлифованные волнами прибрежные валуны, – то ли глаз к ним пригляделся, то ли измельченные деталями эклектические фасады придают им странное сходство. Правда, дом № 76/63 на углу Невского и Литейного существенно «опростился», но произошло это уже после войны.

Дом № 76/63 по Невскому проспекту. Современное фото

Если взглянуть на современный план Петербурга, то увидишь, что перекресток находится в самом центре исторической части города, и кажется, что так было всегда. Но это далеко не так. Когда Петербург только начал застраиваться, здешние места считались отдаленным предместьем: недаром продолжение нынешнего Владимирского проспекта получило название Загородной улицы.

В 1741 году Главная полицмейстерская канцелярия передала пустующее место на берегу «Фонтанной речки», принадлежавшее князю Ивану Дашкову, действительному камергеру А. Д. Татищеву (1699–1760). Участок простирался вдоль Невской перспективы до Большой Литейной улицы. Татищев выстроил каменные палаты только в 1750–1759 годах, довольствуясь до той поры деревянным жильем, часть которого сдавал внаем.

Алексей Данилович Татищев, дослужившийся к концу жизни до чина генерал-аншефа, был сыном комнатного стольника. В молодых летах он входил в число денщиков, то есть адъютантов, Петра I, и царь за усердие и расторопность благоволил к нему. Придворная карьера Татищева и в дальнейшем подвигалась столь же успешно: императрица Анна Иоанновна пожаловала его в камергеры, ему приходилось беспрестанно придумывать для нее все развлечения самого грубого свойства. Именно ему принадлежала идея постройки Ледяного дома. Услужливый и льстивый, он сумел понравиться и Елизавете Петровне, и та 24 мая 1742 года доверила ему важный пост генерал-полицмейстера. Алексей Данилович сумел обеспечить себе полную самостоятельность, подчиняясь лишь самой государыне.

И в этой должности А. Д. Татищев блеснул присущими ему затейливостью и изобретательностью, пустив в ход «особливые стемпеля» для клеймения преступников, выжигавшие на лбу и на щеках надпись «вор». Если же наказанию случайно подвергался невиновный, то ввиду невозможности вытравления однажды поставленного клейма находчивый генерал-полицмейстер, не желая давать повода усомниться в своей справедливости, приказал выжигать на лбу оправданного, перед буквой «в», отрицательную частицу «не»!

Б. Патерсен. Набережная Фонтанки у Аничкова моста. 1793 г. Слева – дом А. Д. Татищева

Кроме каменных палат у Аничкова моста (где ныне дом администрации Центрального района), Татищев возвел еще один дом – на углу Литейной улицы, выходивший главным фасадом на Невскую перспективу. Но если изображение первого здания донесла до нас картина Б. Патерсена, то о том, как выглядело второе, можно только догадываться. Известно лишь, что оно было двухэтажным, на погребах, размером чуть не втрое меньше первого.

В 1761 году сын и наследник А. Д. Татищева продал участок покойного отца Адаму Васильевичу Олсуфьеву – близкому и доверенному лицу великой княгини Екатерины Алексеевны, в скором будущем Екатерины II. Немедленно после ее воцарения Олсуфьев назначается статс-секретарем и до конца жизни управляет кабинетом императрицы. Через него шли все милости и пожалования, и он же покупал на свое имя дома для очередных фаворитов.