Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

О Федоре Федоровиче Гернгроссе читаем у Вигеля: «Он нажил в карты довольно большое состояние и сделался ужасным аристократом, во-первых, потому, что не хотел посещать ни одного второстепенного дома в Петербурге (так как Дмитрий Львович Нарышкин брал его иногда с собою прогуливаться), но более всего потому, что он женился на любимице и воспитаннице Марьи Антоновны (Нарышкиной), прелестнейшей англичаночке, мисс Салли, дочери какого-то столяра».

Новый владелец пожелал капитально перестроить главный корпус здания, увеличив его на всю ширину участка и подведя «под одну фасаду», а кроме того, надстроить флигель по переулку одним этажом. Проект перестройки принадлежал архитектору В. П. Стасову. Зодчий подчеркнул парадный вход с проспекта, находившийся там же, где и сейчас, тяжелым дорическим портиком с крупными формами, характерными для его творческого почерка. Количество осей по фасаду увеличено до пятнадцати. Колонный портик в сочетании с редкими оконными проемами придавал зданию монументальный характер. Работы начались в 1811 году, а двумя годами позже дом был почти готов.

Не успев достроить, Гернгросс попытался с ходу выгодно сбыть его, поместив объявление в «Санкт-Петербургских ведомостях»: «Продается дом по Литейной улице, подле Артиллерийских казарм, под № 386, отделанный вчерне и покрытый железом». К тому времени преображенцы уже перебрались в новые каменные казармы против Таврического сада, а их бывший полковой двор заняли артиллеристы.

Несмотря на неоднократные попытки, продать дом тогда так и не удалось; пришлось ограничиться отдачей его внаем.

В 1818 году здесь обосновалась свежеиспеченная супружеская пара – Алексей Васильевич и Александра Ивановна Васильчиковы. Вместе с ними поселилась мать новобрачной, Екатерина Александровна Архарова, бабушка В. А. Соллогуба, описанная в его воспоминаниях.

А. В. Васильчиков

Старушка отличалась радушием и гостеприимством, особенно свято чтя узы родства, распространявшиеся ею не только на ближайшую, но и на самую отдаленную родню, чуть не до десятого колена, включая родственников первой жены ее покойного мужа. За всех она хлопотала, всем попечительствовала. В Петербург Екатерина Александровна привезла с собой чисто московское, патриархальное хлебосольство. Ее обеды славились непревзойденными кулебяками, рубцами и прочими изделиями отечественной кухни.

В письмах известного поэта XVIII века и столь же известного обжоры Ю. А. Нелединского-Мелецкого, относящихся к 1820 году, можно найти следующие строки: «Третьего дни, пред обедом у Архаровой, чувствовал расстройство желудка, но тут же вспомнил, что на Щукином дворе, как я слышал, отменные грузди; только что ей сказал, – в ту же минуту она послала за ними верхом, и грузди поспели к говядине! Я принял порцию, в шести груздях состоящую, и с тех пор свет увидел».

Не правда ли, своеобразное средство от несварения желудка? В другом месте читаем: «Обедал вчера у Архаровой, которая надселась, кричавши мне в ухо. Однако же, несмотря на это, звала и завтра на рубцы: у ней рубцы и потрох готовят как нигде!»

Обе записки красноречиво характеризуют не только рассказчика, но и хозяйку дома.

Зять Архаровой, Алексей Васильевич Васильчиков (1777–1854), ставший впоследствии сенатором, служебным возвышением обязан был как своим личным качествам, так и родственным связям. Он приходился родным братом графине М. В. Кочубей и внуком гетману К. Г. Разумовскому, родившись, кстати сказать, в известном читателю доме на Миллионной, 22, которым в ту пору владел его отец. Мать, Анна Кирилловна, окончила жизнь схимонахиней, под именем старицы Агнии.

А. И. Васильчикова

Рано начав службу в гвардии, Алексей Васильевич долго затем находился при венской миссии, где послом был его дядя, граф Андрей Кириллович Разумовский. Перейдя на службу в Сенат, Васильчиков снискал почетную известность неизменно справедливыми, непредвзятыми решениями. Лучшей похвалой для него может служить то, что его троюродный брат Илларион Васильевич Васильчиков (о нем речь впереди) считал Алексея своим другом.

Под стать мужу была и Александра Ивановна, тетка В. А. Соллогуба, позднее близкая знакомая Пушкина и Гоголя, женщина большой доброты и внутренней культуры, отдававшая много сил делам благотворительности. Среди посетителей Васильчиковых в тот начальный период их совместной жизни были Оленины, Карамзины, П. А. Плетнев.

Через несколько лет, получив свою долю наследства после кончины графа П. К. Разумовского, супруги приобрели собственный особняк на Большой Морской улице, куда и переехали. Дом же на Литейной в 1825 году купил проживавший неподалеку, на той же улице, Илларион Васильевич Васильчиков (1776–1847), впоследствии князь и председатель Государственного совета, «муж чести и правды, бойкий кавалерист, гусар, витязь битв с Наполеоном». Он принимал участие в кампании 1807 года, затем сражался под Бородином, где был ранен. В 1823 году его назначили членом Государственного совета, но всю свою жизнь он оставался, прежде всего, солдатом, наделенным непоколебимым чувством долга.

И. В. Васильчиков

Говорят, что именно И. В. Васильчиков склонил Николая I ударить картечью по восставшим в тот памятный декабрьский день 1825 года. Что ж, так он понимал свой долг перед царем и отечеством. По отзывам современников, Илларион Васильевич являлся самой привлекательной личностью из ближайшего окружения императора. Рассудительный, правдолюбивый, бескорыстный, самостоятельный во мнениях, он пользовался всеобщим уважением и доверием.

Однако особо примечательно то, что сам себя он вовсе не считал человеком, способным занимать высшие государственные посты. Соллогуб приводит интересный эпизод, свидетелем которого он стал. Отвечая на поздравления по случаю назначения председателем Государственного совета, Васильчиков грустно заметил: «Боже мой! До чего мы дожили, что на такую должность лучше меня никого не нашли». По-видимому, эти слова Илларион Васильевич произнес совершенно искренне.

В 1831 году он возведен в графское достоинство, а в 1839-м – в княжеское. Князь Васильчиков единственный имел во всякое время и по всем делам свободный доступ к императору: тот не только любил его, но и чтил, как никого другого. Скончался он после нескольких дней жестоких страданий, и все это время множество народу приезжало справляться о состоянии больного. По Литейной почти нельзя было проехать: ряды экипажей непрерывно тянулись к подъезду его дома. В передней и приемной беспрестанно толпились люди, желавшие узнать о развязке; сам царь по два и по три раза в день заезжал наведаться к умирающему…