Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Граф-самозванец не только дослужился до штаб-офицерского чина, но вдобавок женился на внебрачной дочери екатерининского вельможи И. П. Елагина и приобрел собственную недвижимость в столице. Начиная с 1812 года Морелли предпринимал неоднократные попытки продать ее, но ему это долго не удавалось.

Лишь через шесть лет участок купил действительный статский советник Василий Романович Марченко (1782–1841) – восходящая звезда на бюрократическом небосклоне, в то время правитель дел Комитета министров, а впоследствии государственный секретарь, злейший враг Аракчеева. Своим неслыханным упорством и трудолюбием этот, по отзыву Н. И. Греча, «почтенный и достойный» человек выбился из канцелярских служителей в государственные деятели; он оставил интересные записки о своей службе.

В 1833–1834 годах Марченко возвел трехэтажную каменную пристройку со стороны сада, который он тогда же привел в порядок, поставил перед домом чугунную решетку и устроил палисадник. Установка решетки и устройство палисадника (с соответствующим переносом красной линии [20] Так называется воображаемая черта, за которую уличные строения не должны выступать. ) связаны были с проводимым в ту пору урегулированием Бассейной улицы.

После смерти В. Р. Марченко домом несколько лет владела его вдова, а в начале 1850-х годов он перешел к коммерции советнику Василию Александровичу Кокореву.

Интересна судьба этого самородка. Родился он в 1817 году в семье солигаличского мещанина, служившего сидельцем в кабаке, или, как тогда говорили, «целовальником». С детских лет Вася начал помогать отцу и приобрел большую опытность и необходимые навыки к винному делу. В сороковых годах он приезжает в столицу и поступает простым продавцом в винную лавку, но благодаря исключительному уму и энергии вскоре становится откупщиком и наживает громадное состояние. Имя Кокорева делается известным всей России: он основывает банки и страховые общества, первым начинает добывать нефть на Кавказе, строит Уральскую горнозаводскую дорогу.

В 1860-х годах Кокорев – уже крупный промышленник и обладатель многомиллионного капитала, но, кроме того, он еще и либеральный деятель, отстаивавший свои взгляды в речах и статьях, за что даже угодил в черный список «подозрительных лиц» московского генерал-губернатора А. А. Закревского, приписавшего против его фамилии: «Западник, демократ и возмутитель, желающий беспорядков». В письме же к графу А. Ф. Орлову он развил свою мысль относительно Кокорева: «Давно бы пора унять этого вредного честолюбца, который, при стечении счастливых обстоятельств, выскочив из целовальников и приобретя своим кабацким богатством значение в обществе, особливо в народе, и связи между литераторами, не в первый раз уже смеет печатать свои уроки правительству».

Писалось это в январе 1859 года, в эпоху подготовки к крестьянской реформе, и касалось печатных выступлений В. А. Кокорева по данному вопросу.

В 1869 году Кокорев продал участок на Бассейной, значительно расширенный покупкой двух смежных, по Эртелеву переулку, другому промышленнику – Петру Федоровичу Семянникову (1821–1874), совладельцу Невского литейного и механического завода. Выпускник Корпуса горных инженеров, Семянников долгое время управлял казенными золотыми приисками на Алтае, где его приятель и однокашник В. А. Полетика исполнял должность приискового пристава.

Надо полагать, оба друга охулки на руку не клали и вернулись в Петербург богатыми людьми. В 1857 году они купили у англичанина Томсона чугунолитейный заводик за Невской заставой и развернули его в большое производство. Широко пользуясь своими связями и деньгами, Семянников и Полетика сумели получить крупные заказы на изготовление паровых военных судов, а затем и паровозов. Впрочем, движущей силой и мозгом всего дела считался Полетика, предоставивший своему напарнику пассивную роль денежного мешка.

Приумножив и без того немалые капиталы, Петр Федорович решил перестроить со всей возможной роскошью приобретенный им особняк на Бассейной, где он предполагал поселиться с женой и дочерью. Для этой цели пригласили модного архитектора, академика В. Е. Стуккея, незадолго до того перестроившего для другого столичного крёза – фабриканта Э. П. Казалета – дом на Английской набережной, 6.

При сравнении двух проектов заметно их несомненное сходство: оба решены в стиле так называемого «третьего барокко», особенно любимого нуворишами, с обильными лепными украшениями, картушами с претенциозными гербами и т. д. В результате перестройки скромный доселе одноэтажный дом с двумя мезонинами в три и пять окон превратился в «палаццо» новоиспеченного генерал-майора. Одновременно Семянников расширил границы своих владений, прикупив смежный угловой участок по Бассейной и Надеждинской, сделавшись таким образом хозяином целого квартала.

Петр Федорович недолго прожил в своем пышно отделанном особняке: чрезмерная склонность к кутежам и попойкам привели его к преждевременной смерти на пятьдесят третьем году. Спустя несколько лет его вдова Зинаида Николаевна вышла замуж за чиновника Полежаева; скончалась она в преклонном возрасте, незадолго до революции.

После смерти матери все семянниковское состояние перешло к ее дочери от первого брака Ольге Петровне Кушелевой, успевшей к тому времени овдоветь и проживавшей в особняке на Бассейной с двумя неженатыми сыновьями. Они служили ротмистрами в кавалерийских полках; третий ее сын, тоже ротмистр, только отставной, обитал со своей семьей в соседнем доме, также принадлежавшем матери. Налетевшая революционная буря положила конец уютному и благополучному существованию кушелевского клана, разметав его по белу свету.

А в опустевшем особняке поначалу обосновался антикварный магазин «Бюро искусства», один из тех, что, как грибы после дождя, появились чуть ли не на всех больших улицах Петрограда. Занимались они распродажей частных коллекций, владельцы которых торопились с ними расстаться в надежде хоть что-нибудь выручить, прежде чем все окончательно пойдет прахом. Немного позднее, в 1918-м, здесь открылся Дом литераторов, просуществовавший до 1922 года и спасший от голодной смерти сотни русских интеллигентов, по разным причинам оставшихся в Петрограде.

Поэт Георгий Иванов пишет в своих воспоминаниях: «На проклятой Богом территории «Северной коммуны», где людям, не желавшим или не умевшим шагать «в ногу с пролетариатом», оставалось только ложиться и умирать, – был создан и отгорожен клочок, где они могли не только как-то кормиться, не только греться в относительном тепле, но – и это было самое важное – дышать. За тяжелой дверью Дома литераторов советское владычество как бы обрывалось. Замерзший и голодный «гражданин» вместе с порцией воблы и пшенной каши как бы получал и порцию душевной свободы, которая там, за стенами Дома литераторов, была конфискована и объявлена вне закона».