Анатолий Иванов - История петербургских особняков. Дома и люди

Вступив на престол, Александр I тут же сместил ретивого служаку с должности, не подозревая о том, что очень скоро вынужден будет снова обратиться к его услугам. По совету своего генерал-адъютанта Е. Ф. Комаровского в сентябре 1802 года царь поставил Эртеля теперь уже петербургским обер-полицмейстером. Тот не обманул возлагавшихся на него надежд, приведя столичную полицию за шесть лет пребывания на этом посту в гораздо лучшее состояние, чем она была прежде.

Ф. Ф. Вигель в своих «Записках» охарактеризовал его следующим образом: «Эртель был человек живой, веселый, деятельный; … в нем была врожденная страсть настигать и хватать разбойников и плутов, столь же сильная, как в кошке ловить крыс и мышей. Никакой вор, никакое воровство не могли от него укрыться; можно везде было наконец держать двери наотперти; ни один большой съезд, ни одно народное увеселение не ознаменовались при нем несчастным приключением; на пожарах пламень как будто гаснул от его приближения».

Не правда ли, читая эти строки, невольно завидуешь тогдашним петербуржцам: поистине золотой век борьбы с преступностью! На посту полицмейстера Эртель обрел свое подлинное призвание и, по-видимому, рассчитывал пробыть на нем долго. Продав тому же Комаровскому за 75 тысяч рублей пожалованное покойным государем имение в 500 душ, Федор Федорович приступил к постройке на приобретенном участке большого каменного дома.

К 1806 году на Литейной улице выросли длинные двухэтажные с мезонином палаты, а рядом – почти такие же, но немного короче, слитые в единое здание (дома № 46 и 48). За ними, в глубину участка, протянулся невозделанный пустырь с огородом, упиравшийся в еще один, скромных размеров домик, купленный Эртелем у гоф-фурьера Петра Каменского и обращенный фасадом в новопроложенный Грязный переулок (ныне улица Чехова, 4). Там он и поселился, а чтобы хоть частично покрыть затраты на строительство, стал сдавать внаем достроенную половину дома на Литейной с «господскими покоями и принадлежащими к ним людскими комнатами, кухнею, погребом, каретным сараем и конюшнею».

Через два года мерное и плавное течение жизни главного полицейского столицы неожиданно делает новый поворот: его заменяют А. Д. Балашовым. Ходили слухи, что это случилось по настоянию очень влиятельного в ту пору наполеоновского посла Коленкура, обвинившего Эртеля в плохом отношении к французам. Потом опять была военная служба, участие в Отечественной войне 1812 года и заграничных походах…

Вернувшись в Россию в 1816 году, Федор Федорович энергично принялся за благоустройство несколько запущенного за время его отсутствия участка; тогда-то, скорее всего, и возникла мысль о саде. Осенью того же года в «Санкт-Петербургских ведомостях» появилось объявление: «Нужен хороший садовник, умеющий разводить сады и держать оранжерею. Таковой может отнестись в Литейную улицу, в большой дом г. Генерал-Лейтенанта Эртеля». Кстати говоря, окрестные жители уже успели переименовать Грязный переулок в Эртелев; постепенно новое название прижилось, хотя официальным стало лишь через двадцать лет.

Для сада столько времени не потребовалось: уже через два года он был готов и сдавался в аренду вместе с «большим огородным местом», принося немалый доход хозяину. Незадолго до смерти Федор Федорович продал дом, а точнее, дома на Литейной отставному министру финансов Ф. А. Голубцову (особнячок в Эртелевом переулке еще в 1816 году перешел к полковнице Белавиной), у наследников которого в 1830-м их купил граф С. Ф. Апраксин.

Ф. А. Голубцов

При нем участок в 1850-х годах разделен надвое, и дом № 46, перешедший в собственность архитектора А. Х. Пеля, начал самостоятельное существование. Память о первом владельце долго жила в названии переулка; теперь же о нем напоминают лишь несколько старых деревьев бывшего Эртелева сада.

Почти напротив неузнаваемо перестроенного особняка княгини Щербатовой (Литейный, 49) стоит дом № 48 с похожим фасадом. И он прежде выглядел совсем иначе: уютные барские хоромы о двух этажах, с эркером в левой части и огромным «итальянским» окном посредине упоминаются в одном из довоенных путеводителей как типичный образец богатого дворянского жилища старого Петербурга.

Дом № 48 по Литейному проспекту. Современное фото

Около сотни лет домом владели графы Апраксины, хотя в отличие от знаменитого Апраксина двора это не была их «вотчина», а благоприобретенное имение. Участок на Литейном свекор последней владелицы особняка, генерал-адъютант Степан Федорович Апраксин, купил в 1830 году у наследников покойного министра финансов Ф. А. Голубцова. В ту пору размер участка был вдвое больше и включал в себя тот, где расположен соседний дом № 46.

А. М. Апраксин (Бесящий)

Родоначальник этой ветви графов Апраксиных – член шутовской коллегии кардиналов при Петре I Андрей Матвеевич, по прозвищу Бесящий. Неблагозвучную кличку, указывавшую на дикий, необузданный нрав ее обладателя, получил он от самого царя за то, что, «осердившись», до смерти забил стольника Желябужского и его сына.

За свое преступление Апраксин чуть не отведал кнута, но благодаря заступничеству влиятельной родни ему удалось избежать заслуженной кары. Петр ограничился тем, что, помимо прозвища, дал ему малопочтенную роль во «Всепьянейшем соборе». Впоследствии Апраксин носил придворное звание обер-шенка (заведующего царским винным погребом), а в 1722 году удостоился, хотя и позже братьев, графского титула.

В еще большей степени процветанию рода способствовал его сын Федор, камергер Анны Иоанновны, уже знакомый нам владелец пышных палат на Миллионной. Именно ему императрица за усердную службу пожаловала в 1739 году огромный участок земли на Фонтанке, ставший со временем неиссякаемым источником богатства графов Апраксиных. Зато Екатерина II весьма их недолюбливала. Особенное недовольство государыни вызывал Матвей Федорович Апраксин, дед владельца особняка на Литейном.

Он был постоянно одержим всевозможными спекулятивными проектами: вступал в какие-то подозрительные коммерческие компании, распродавал по частям свои земельные владения под купеческие лавки, а в 1788 году дошел до того, что подал официальное прошение о зачислении его в купцы третьей гильдии! Екатерина назвала графа «сумасшедшим» и, разумеется, оставила его просьбу без внимания…