Григорий Шепелев - Наездник Ветра

– Славный у тебя перстень, друг мой Гийом, – заметил чуть погодя Святослав, увидев на пальце франка крупный рубин в золотой оправе, – и где-то я его видел, кажется!

– На моей руке, государь, – откликнулся сарацинский купец Джафар, сидевший весьма далеко от князя, – я подарил его доблестному Гийому просто, в знак дружбы.

– Хорошие у тебя друзья, доблестный Гийом, – усмехнулся князь, опять поглядев на франка, который ел крыло рябчика, – очень жаль, что мои все друзья – воры да вздоимцы! За что взял перстень?

– За то, что он мне понравился, – отвечал конюший, протягивая тарелку прислужнице, чтобы та положила в неё солёных грибов. Прочие участники пира замерли, потому что ответ Гийома им показался дерзким. Но Джафар тут же всех успокоил. Прежде всего он встал, что уже само по себе было интригующе, а затем ещё более загадочно произнёс:

– Гийом тебе не солгал, государь! Заметив тоску в его честном взгляде, направленном на рубин, я отдал ему сей перстень и получил взамен драгоценнейшую услугу.

– Кто бы мог сомневаться! И что же это была за услуга?

– Гийом сказал мне вчера: «Царица цариц разгневалась на тебя, Джафар, и в гневе своём приказала снять с себя всё подаренное тобою!» Из слов Гийома я понял – гнев госпожи вызван слухами, что я вмешиваюсь в политику и пытаюсь влиять на мнение государя. Хоть это – грязная ложь, я решил уехать, чтоб не навлечь на живущих в Киеве мусульман гнев грозного князя и госпожи. Уеду я завтра. Ну а сегодня хочу вручить тебе, госпожа, подарок!

Пока звучали эти слова, все в зале опять предчувствовали грозу, потому что не было среди них совсем уж наивных людей. Но сарацин снова вытворил неожиданность. Подойдя к Роксане, он прикоснулся пальцами к своему тюрбану и поклонился с большой изысканностью, затем расстегнул две верхние пуговицы бурнуса, и, вытащив из-за пазухи небольшой ларец тончайшей работы, очень почтительно протянул его египтянке.

– Прошу тебя, госпожа, прими!

– О, нет! – отчаянно замахала всей массой своих необыкновенных кудрей наложница, – ни за что! Я не приму, нет!

– Бери, – сказал Святослав. Брезгливо искривив губы, Роксана взяла ларец, и, раскрыв его, заморгала.

– Господи боже! – вырвалось у неё, – вот это подарок!

В ларце лежал на зелёном шёлке золотой крест, осыпанный изумрудами.

– Славный крест, – сказал Святослав, захлопнув крышку ларца, – послушай, Джафар! Ты твёрдо решил уехать?

– Да, государь, – кланяясь, ответил даритель.

– Я против этого.

Купец выпрямился и горестно покачал головой.

– Увы, Святослав! Ты можешь меня казнить, но не подчинить своей воле.

– Не горячись. Я хочу с тобой серьёзно поговорить. Только не сейчас. Дай мне слово, что не уедешь, пока мы не побеседуем.

– Хорошо. Но только скажи, когда состоится наш разговор?

– Не позже, чем послезавтра. Ты подождёшь?

– Обещаю, князь.

– Спасибо тебе, Джафар, – сказала Роксана, ставя ларец на стол.

– Я счастлив служить тебе, госпожа, – ответил купец и вернулся на своё место. Князь принял от виночерпия чашу с мёдом, и пир вновь грянул.

Рагдай глядел только на Роксану. Она почти ничего не ела, много пила. Святослав был жаден в том и в другом. Остальные брали с него пример. Тостов уж никто не произносил. Прислужницы сбились с ног, поднося к столу всё новые блюда. Холопы вкатывали бочонки с хмельным питьём и вскрывали их. Становилось шумно. Молчали только Роксана и Святослав. Лидул, как обычно, нёс громче всех невесть что и сам себе верил. Когда его стало вовсе уж невозможно слушать, купцы, воины и ханы начали разговор о морском тумане и лошадях. Лидул моментально в него включился. Встав, он обнажил саблю и твёрдо пообещал зарубить любого, кто будет врать, что у вороных текинцев бабки прямее, чем у гнедых. Все хором ему ответили, что подобных сволочей нет и быть не может, так как земля не стала бы их носить. Послы разговаривали с Гийомом, киевские бояре – между собой. Их жёны пили вино без меры. Три из них отличались очень большой весёлостью. Захмелевший Эрик смотрел на этих боярынь, крутя усы.

Когда за оконцами догорал неяркий закат, Роксана, будто очнувшись, велела девушкам спеть любимую её песню о вещих птицах – Сирине, Гамаюне и Алконосте. Тут же все стихли, и два черниговских гусляра, подстроившись друг под друга, стали играть грустную мелодию. Семь красивых кабацких девок, поднявшись из-за стола, запели довольно слаженно, потому что не в первый и не в десятый раз ими исполнялась эта проникновенная песня для их любимой Роксаны. Та начала рыдать, уткнув локти в стол и запустив пальцы в дивные свои волосы. Это князю не по душе пришлось. Когда песня кончилась, он сказал:

– А теперь играйте весёлую! Госпожа Роксана хочет плясать.

– Но я не хочу плясать, – всхлипнула Роксана, опустив руки и жалобно поглядев в глаза Святославу, – не буду я!

– Нет, ты будешь.

Поняв, что спорить не нужно, Роксана громко утёрла ладонью нос и склонила голову, будто кольца чёрных волос стали для неё тяжелы. Потом она пересела на самый конец скамьи, вытянула ноги. К ней подбежали две девки. Присев на корточки, они сняли с неё сандалии. Египтянка встала и вышла на середину залы, благо что места между столами было достаточно. Все безмолвно за ней следили. Два гусляра весело ударили по тугим серебряным струнам. Снова пристроившись к ритму, но уже быстрому, семь горластых красавиц запели песню о том, как княжич влюбился в простую девушку, а она – в него, но счастья им не было, потому что ей вскоре приглянулся княжеский конюх. Под эту песню Роксана стала кружиться, поднявшись на пальцы ног и вскинув над головою гибкие руки. Полы её хитона взметнулись. При виде её коленок у захмелевших воинов и у женщин, которые ещё более внимательно наблюдали за ней, в глазах потемнело – конечно, от разных чувств. Роксана плясала очень искусно. Похоже было на то, что её когда-то всерьёз этому учили. Кружась волчком, круто выгибая тонкий свой стан и взмахивая руками, она на очередном припеве вдруг оказалась около Святослава. Тот отвернулся. Тогда плясунья застыла. Её глаза сделались как будто ещё пьянее, чем были. Она взглянула на девок. Те сразу смолкли. Она взглянула на гусляров. Поняв, чего она хочет, они прижали пальцами струны и тут же стали играть медленный восточный мотив, под который – и это все сразу поняли, был возможен только очень бесстыдный танец.

Самые трезвые из боярских жён насмешливо поглядели на Святослава. Тот был спокоен. Роксана же, сцепив пальцы вытянутых вверх рук, сделала четыре затейливых круговых движения талией, а затем, опустив вдруг руки, решительно развязала пояс хитона. Последовал общий вздох. Прежде чем хитон успел соскользнуть с танцовщицы, рядом с нею вдруг оказался Гийом. Он взял её за руки и сказал ей что-то вполголоса. Но она его с яростью оттолкнула. Тогда он кинулся к гуслярам. Но около них уже был Лидул, тянувший из ножен саблю. Едва увидев её, гусляры убрали руки от струн.