Томас Костейн - Наследники Великой Королевы

Рядом с Хиллом стоял местный чиновник в тюрбане. На его нервном худом лице застыло выражение открытой неприязни. Вокруг стояли сторожа с обнаженными ятаганами.

Донна Кристина ушла в каюту, чтобы переодеться. Ожидая ее, мы с Джоном с любопытством разглядывали скопище людей на набережной. Нашего слуха достигли резкие звуки местного оркестра. Они были весьма похожи на звуки шотландских волынок.

Я был удивлен тем, что на многих местных жителях были зеленые тюрбаны. Когда я спросил об этом Джона, он мрачно покачал головой.

— Именно это и тревожит меня больше всего, — ответил он. — Носить зеленые тюрбаны имеют право только потомки Мухамеда. Их появление здесь грозит нам бедой. Послушай-ка, что они кричат. Я немного знаю их язык. Во всяком случае достаточно, чтобы понять, что они требуют предать смерти кьяфыров. То есть нас. Когда услышишь, как они кричат: «Хаджи Баба! Хаджи Баба», советую быть настороже. К нам снова присоединились две испанки. Они были уже в наряде местных женщин. Глаза донны Кристины под чадрой казались огромными. Джон знаком велел мне позаботиться о женщинах и, в сопровождении полудюжины наших матросов направился к веревочной лестнице.

— Неужели эти неверные так взбешены нашим прибытием, дон Роджер? — прошептала девушка. — Посмотрите, ведь у них на губах даже пена выступила. Все это меня очень беспокоит.

— Меня тоже, — ответил я. Тем не менее я постарался хотя бы немного успокоить ее.

— В ярости, которую они нам демонстрируют, много напускного. Пена, якобы выступившая у них на губах, на самом деле взята ими у верблюдов.

Служанку вид орущей беснующейся толпы напугал еще сильнее, чем госпожу. Она ухватилась за поручни и отказывалась спускаться, пока один из разозленных матросов не ткнул ее тупым концом своей пики. Я последовал за ней, протянув руку донне Кристине. По тому, как судорожно стиснула она мои пальцы, я понял, что страхи ее вовсе не улеглись. Возможно она уже сожалела о принятом ею решении.

Когда мои ноги коснулись нижней ступени, я посмотрел вверх и увидел, как Джон обменивается сердечным рукопожатием с сэром Сигизмундом Хиллом. Потом он повернулся, чтобы приветствовать чиновника в тюрбане. Последний сделал ленивый шаг навстречу и протянул Джону свою левую руку.

К моему изумлению, Джон гневно ударил его по протянутой руке. Тут я вспомнил, как он рассказывал мне о том, что подать тунисцу левую руку — значит оскорбить его.

Толпа сразу же замолкла. Затишье перед бурей, — пронеслось у меня в голове. Я был уверен, что сейчас толпа ринется на нас. Донна Кристина почувствовала, что что-то произошло. Ее черные глаза с немым вопросом обратились на меня.

— Будьте готовы как можно быстрее подняться по лестнице, — предупредил я ее. — Думаю нам не миновать беды.

Вместо этого она сразу же начала подниматься. Я попытался было схватить ее за руку, чтобы вернуть назад, но она оттолкнула мою ладонь. Я поспешил за ней, а служанка тут же последовала за нами.

Толпа почему-то продолжала безмолвствовать, а потом я услышал, как чиновник пробормотал по-испански.

— Сидди, [43]молю тебя о прощении, — он униженно кланялся и даже приседал от страха. Его поведение подействовало на толпу. Еще некоторое время она продолжала молчать. Когда же шум и гомон возобновился, угрожающих нот в нем уже не было слышно.

Джон избрал единственную правильную линию поведения в данных обстоятельствах. Если бы он не ответил на оскорбительный жест оскорблением еще большим, поведение толпы было бы трудно предсказать. Теперь же опасность на время отступила.

Джон представил меня сэру Сигизмунду, не поскупившись на похвалы в мой адрес в связи с моим поведением во время захвата «Санта Катерины». Великий путешественник приветливо улыбнулся мне и сказал, что знавал моего отца.

Когда ему была представлена донна Кристина, его клочкастые седые брови удивленно поднялись.

— Не очень удачный день выбрали вы для посещения Гулетты, сеньорита, — сказал он. В Гулетте так же спокойно, как и на улицах Севильи в жаркий полдень. Однако как раз сегодня местные религиозные фанатики разбушевались. Но не волнуйтесь. Бей чрезвычайно заинтересован в услугах капитана Уорда и не допустит, что бы с ним или членами его свиты произошло что-либо худое.

Он повернулся к Джону.

— Я пересек Францию и три недели назад отплыл сюда из Марселя. Предпринял я это путешествие для того, чтобы доставить вам новости, Джон. Важные новости. Думаю, вам будет весьма приятно их узнать. У меня для вас целая пачка писем.

— Откровенно говоря, я теряюсь в догадках, — ответил Джон. — Даже не могу себе представить, какие новости из Англии могут меня сейчас порадовать. У меня для вас тоже новости, Мунди, но уверен, что они вас вряд ли обрадуют. Голландцы выходят из игры. Через несколько недель между ними и испанцами будет заключено перемирие, сроком на двенадцать лет. Слышали вы что-нибудь об этом?

Хилл помрачнел.

— Когда я уезжал из Лондона, об этом ничего не было слышно. Да и во Франции слухи об этом до меня не доходили. Это действительно очень дурная весть, хотя должен заметить, я уже давно ждал, что это случится. Нельзя же ожидать, что Нидерланды будут бесконечно продолжать борьбу в одиночку. Вы уже решили, как поступить дальше?

— Да, — ответил Джон. — Мы будем сами продолжать борьбу. Я уже обдумал план. Думаю нам следует немедленно отравляться в Тунис. Мне необходимо как можно раньше побеседовать с беем. По счастью у язычника не меньше оснований бояться этого перемирия, чем у нас. Новости и письма, которые вы привезли, Мунди, подождут. Где вы поселились?

— В Тунисе. Бей предоставил в мое распоряжение полуразвалившийся дворец. Я ем и сплю в гамаке, который подвесил достаточно высоко, чтобы мне не мешали крысы и ящерицы. Кстати, вы со своими людьми вполне можете остановиться там же. — Он взглянул на двух женщин и добавил. — Места хватит на всех. Мы можем переправиться на лодке через канал, хотя это самый медленный путь.

— Тогда давайте отправимся тотчас же, — предложил Джон.

Пока мы ожидали возвращения Джона со встречи с беем, я сопровождал донну Кристину по дворцу, в котором поселился сэр Сигизмунд. Вид обваливающихся стен и садов, заросших сорной травой отнюдь не радовал взор. Однако когда-то мраморный дворец несомненно блистал роскошью. Он был построен на холме и возвышался над белыми крышами городских строений. Некогда он явно находился в руках христиан, ибо одно из помещений на первом этаже использовалось в качестве церкви, а на дворе, в зарослях я увидел изуродованные головы изваяний святых. Меня это заинтересовало, я с удовольствием осмотрел бы дворец и сад более внимательно, но моя спутница чересчур устала для этого. Поездка через город стоила ей немало нервов. За нашим кортежем следовало несколько сот местных жителей. То и дело слышались пронзительные крики: «Хаджи Баба!» Толпа все сильнее и сильнее наседала на нас. Я замыкал процессию, и какой-то страшила в зеленом тюрбане одной рукой держался за хвост моей лошади, а другой подбирал разную падаль с мостовой и швырял ею в меня. Мы и сейчас слышали крики толпы снаружи и время от времени запущенные фанатиками камни ударялись о стены. Неудивительно, что донна Кристина немного нервничала.