Томас Костейн - Наследники Великой Королевы

— Все это мне не очень нравится, дон Роджер, — сказала она, когда шум снаружи еще более усилился.

Как раз в это время к нам присоединился сэр Сигизмунд.

— Бояться нам нечего, — сказала она. — Я разумеется не хочу сказать, что эти вопящие дервиши не разорвали бы нас на клочки, появись у них такая возможность. Видите, в какой экстаз они впали? Но дальше криков они не пойдут. Пока капитан Уорд нужен бею мы здесь в большей безопасности, чем в Лондоне.

— По дороге сюда мы проезжали мимо рынка рабов, — заметил я, — и увидели там закованных в цепи белых. Не очень приятное это было зрелище.

— Не торопитесь делать выводы. Когда здесь спокойно, Тунис — сказочный город. Я бывал здесь много раз и всегда с радостью возвращался сюда. Жизнь здесь таинственна и многоцветна. Вы сможете найти здесь все, что ищете. Даже мир и покой. В этом городе время казалось остановило свой бег. Заверяю вас, я весьма здравомыслящий человек, тем не менее тихими жаркими ночами мне кажется, что я вижу тени воинов Ганнибала, направляющихся в порт. Он помолчал и улыбнулся. Должен признаться, что я предпочитаю Тунис большинству европейских городов. Даже Лондону.

— Лондону! — в голосе донны Кристины слышалось глубокое презрение. — Я слышала, что это мрачный, пренеприятный город. Холодный, туманный и очень грязный. И нашу королеву Екатерину встретили там довольно нелюбезно. Мне кажется, вы просто сравниваете две формы варварства. Видели ли вы какие-нибудь испанские города?

— Да, моя дорогая леди. Я посетил множество городов Испании. Они напоминают мне хищного зверя, спящего в высокой траве саванны в жаркий полдень. Он очень красив и вид у него абсолютно безмятежный, но ты знаешь, что в любой момент он готов броситься на свою добычу и растерзать ее. — Сэр Сигизмунд виновато улыбнулся. — Прошу вас правильно понять меня, сеньорита, я говорю с вами совершенно откровенно. Что касается Лондона, то мне ясно, что вы не имеете ни малейшего представления об этом самом богатом городе мира. В нем даже купцы живут во дворцах, не уступающих по своему великолепию дворцам вашей знати в Севилье. Я говорю об этом с гордостью, хотя, боюсь, для вас мои слова служат лишним доказательством варварства нашей столицы.

— Именно так, — подтвердила она.

— Это огромный и величественный город, сеньорита, нет ничего интереснее, чем плыть по Темзе и наблюдать картины, разворачивающиеся перед вашим взором по обеим сторонам реки. Но должен признаться, я не чувствую себя там счастливым. Для меня Лондон это материальное воплощение человеческой энергии, решимости человека приспособить созданную Господом землю для достойной жизни. — Он замолчал и покачал головой. — Наверное странно слышать такие речи из моих уст. Ведь всю свою жизнь я потратил на то, чтобы увеличить число судов на Темзе.

Мы поднялись по узкой каменной лестнице, скользкой от влаги, стекавшей на нее через прохудившуюся крышу и теперь стояли на длинной галерее, опоясывающей главную залу дворца. Когда-то она выглядела роскошно и величественно. Теперь же в цветной плитке, которой были выложены стены зияли широкие трещины. Мозаичные мраморные полы были выщерблены и расколоты.

Когда-то в этой зале пировали рыцари Карла V Испанского, — задумчиво произнес сэр Сигизмунд. — С тех пор местные жители избегали этого дворца словно зачумленного. Даже нищие отказываются искать приют в его оскверненных стенах. Пожалуйста, не подумайте, что я имею в виду именно ваших соотечественников, сеньорита. Язычники одинаково ненавидят и вас, и нас. Кстати говоря, я и сам наполовину испанец.

У сэра Сигизмунда была внешность типичного англичанина — спокойные серые глаза, тонкий нос и это его заявление немало удивило меня.

— Моя мать была испанка, — объяснил он. — Я не помню ее, но думаю, она была настоящая красавица. Полагаю, чем-то похожа на вас, сеньорита. Мой отец был не очень известным астрономом. Вместе с Джорджем Бьюхананом он отправился в Португалию, когда знаменитого шотландца пригласили читать лекции в университет Коимбры. Там мой отец познакомился с дочерью малоизвестного испанского поэта и женился на ней.

Сеньорита забыла про свои страхи и слушала его рассказ с огромным интересом.

— Я появился на свет в тот самый день, когда служители инквизиции явились за моим отцом и другими преподавателями иностранцами. Его продержали в тюрьме целый год. Мать держала меня на руках, когда встречала его у тюремных ворот с долгожданной вестью: ему разрешили вернуться на родину. Но помилование пришло слишком поздно. Отец превратился в настоящий скелет и крысы обглодали ему ухо, пока он без чувств лежал в своей темнице.

— Он был еретиком… — начала было сеньорита.

— Любого человека можно назвать по-разному, сеньорита, — сказал Хилл. — Религиозные верования моего отца сложились под влиянием поистине великого и удивительного человека. Звали его Джон Нокс, [44]хотя сомневаюсь, что его имя вам о чем-нибудь говорит. Отец не пережил путешествия домой. Мать умерла через несколько месяцев после того, как мы прибыли в Англию. Меня воспитывал мой дядя, лондонский купец, торговавший шерстью. Он сумел убедить меня в том, что каждый испанец носит на себе печать сатаны. Когда уже юношей я впервые посетил вашу страну и провел там несколько месяцев, я понял как он ошибался. Мне не удалось найти родственников моей матери, но я обрел там немало друзей. С некоторыми из них я поддерживаю отношения до сих пор.

Пока мы заканчивали осмотр дворца, сэр Сигизмунд успел рассказать нам несколько интересных историй о своих странствиях по Испании. В помещении церкви на стене мы обнаружили распятие из золота. Сэр Сигизмунд задумчиво посмотрел на него.

— Мою мать холодно встретили в Англии, потому что она была католичкой, — сказал он. — Годы спустя мою племянницу, молодую, очень красивую девушку сожгли по приказу королевы Марии, потому что она была протестанткой. А теперь взгляните на это распятие-символ христианской религии. Мусульманам этот символ столь ненавистен, что все эти годы он провисел здесь и ничья рука не прикоснулась к нему, а ведь нищий, взявший его, мог бы сразу же разбогатеть. Уверяю вас, юные друзья мои, что наш мир был бы гораздо более спокойным и приятным местом, если бы люди не отстаивали так яростно свои религиозные догмы.

Я обратил внимание моих спутников на то, что с самого начала нашей экскурсии по дворцу служанка донны Кристины следовала за нами на почтительном расстоянии.

— Бедная Луиза! — воскликнула молодая испанка. Она боится остаться одна. Дома она немедленно убежала бы и спряталась при виде хотя бы одного такого язычника. Судите сами как она предана мне, если сама настояла на том, чтобы сопровождать меня.