Денис Сердитов - Поручикъ

Георгий молча и вдумчиво продолжал свою прогулку, ему нужна была информация о ближайшем окружении посла Франции и той пятёрке русских князей, фигурирующих в докладе союзного агента.

Способ был выбран один, попасть в это окружение, словно по велению судьбы и сердца, не давая шанса на любые сомнения в преданности.

– Свежие новости, покупайте газету… – кричал мальчишка прохожим, размахивая печатным изданием.

– И насколько свежие новости, проходимец? – спросил поручик.

– Дядя, новости – словно рыбка с крючка!

– Тогда дай мне одну рыбку!

Мальчишка достал из сумки свёрнутую газету и передал графу: – Эта не измята!

Молодой граф, наградив его несколькими монетами, направился дальше.

Агентурная сеть Георгия была достаточно пёстрой и разнообразной по своему составу. В Москве, помимо светских друзей и подруг-сплетниц, информаторами выступала и уличная шпана во главе с Прохором Димцовым, владельцем мясных лавок. Сам Димцов не был благородных кровей и имел тёмное прошлое, но щедрый неизвестный спонсор несколько лет назад осуществил его мечту, и теперь Прохор стал успешным торговцем.

Уличную шпану Прохора называли в узких кругах проходимцами. Их отличал тот факт, что подлинно не были известны все члены банды, кроме того, они были из разных сословий, разных возрастов и национальностей.

Из записки, спрятанной между страницами газеты, поручик узнал о приезде в Москву семи французских поваров для проведения торжественного события через десять дней, а именно именин дочери французского посла.

Обдумав новость, в одном из переулков граф присел на специальный стул к молодому уличному чистильщику обуви.

– Постарайся как следует, проходимец!

– Дядя, кожа на сапогах будет нежная, как свиная шея.

– Кстати, ты мне напомнил, что нужно зайти завтра в лавку, выбрать мясо на пикник, знать бы ещё, кто придёт, – задал вслух риторический вопрос поручик.

Действительно, на следующий день Георгий посетил одну из мясных лавок города.

– Где Прохор? – спросил он грузчика на заднем дворе лавки.

– Поди, там, – указал грузчик на дверь.

Внутри поручика встретил резкий запах. Закрыв нос перчатками, граф углубился дальше в комнату, медленно продвигаясь вперёд, чтобы не задеть висящие на крюках туши свинины.

– Кто здесь? – раздался вопрос.

– Проша… Это ты? – спросил поручик.

– Георгий Александрович, проходите, я вас жду.

Поручик, пойдя до конца мясного лабиринта, наконец встретился взглядом с Прохором, мужчиной средних лет, невысокого роста, с круглым лицом и маленькими глазками. Он держал пухлыми пальцами тесак, а его надутый живот был обтянут серым испачканным фартуком.

– Получил от вас послание вчера, всё исполнено, обождите, я руки протру.

Прохор сел на корточки и начал мыть руки в тазу, стоящем на полу.

– Граф, может, пора сменить позывные «крючок – рыбка» и «шея – лавка», они уже устарели!

– Дело говоришь, пускай на получение данных будет «тесак – мясо», а на передачу задания – «вонь— грязь», – ответил поручик, назвав то, что первым пришло в голову.

Хозяин лавки рассмеялся, затем поспешил уважить гостя, передав ему список гостей на предстоящие именины дочери посла Франции.

– Как достал?

– Без хлопот, место тоже указано, – с довольным видом ответил Прохор.

Георгий принялся изучать информацию на листке, по привычке он всегда запоминал документы и не брал их с собой. В списке он не увидел уже знакомые ему пять фамилий, ранее фигурирующие в докладе английского агента, кроме упоминания о Луи Атталь. Однако внимание поручика заострилось на персоне по имени Гавел Вуйчик.

«Вуйчик, я раньше слышал о нём…» – вспоминал мысленно Георгий, затем через пару минут концентрации принял решение, как поступить далее.

– Ну что, есть знакомые имена, Георгий Александрович? – поинтересовался Прохор.

– Да как мух на твоих свиньях. Мне пора, – граф вернул в руки мясника бумагу и стремительно направился к выходу.

– Значит, Вершинин просит вызвать в Москву Василия Грамовицкого и ещё дюжину офицеров? – переспросил Леонид Кручинин.

– Так точно, а еще организовать внеплановый осмотр московского гарнизона, чтоб прикрыть этот приезд данным событием, – ответил адъютант генерала Кручинина.

– Василий Грамовицкий, сын Аркадия Ивановича, начальника канцелярии Его Величества, странный выбор, не думаешь?

– Оный его друг, учились вместе, так в личном деле Вершинина значится, – доложил адъютант.

– Что же он задумал, – Леонид Альфредович ещё долго вздыхал, размышлял вслух, стучал своими длинными пальцами по столу, но никак не мог принять решения. Ему казалось, что поручик ушел из-под контроля и уже ставит задачи московскому штабу, такой факт не мог привести к смирению генерала. С другой стороны, сроки поджимают, и препятствия действиям агента могут быть рассмотрены далее как срыв всей операции.

– М-да, значит, так, – наконец определился генерал, – вызывай офицеров для смотра гарнизона, но запомни, если этот выскочка не принесёт мне имена и подноготную шпионов, я ему устрою…

– Без всяких сомнений, мой генерал, разрешите идти?

Кручинин кивнул, он смотрел задумчивым стеклянным взглядом, уставившись в одну точку, лицо было хмурым и сморщенным, словно от кисло-горького вкуса лимона.

«Уже прошло пять или шесть одинаковых дней с моего послания штабу», – сетовал Георгий в мыслях. Поручик сидел напротив отцовского дома, через дорогу на лавке. Он остановился в этом доме, как приехал, но не спешил заходить в него, старался присутствовать в нём как можно меньше. Дом был в запустении уже почти год, лишь несколько слуг обслуживали его. Отец после покупки так ни разу в него и не заезжал.

Бодрый, жизнерадостный дух молодого графа покинул его, остались лишь злость и неудовлетворенность собой. Постоянные мысли о деле нагнетали и обессиливали, словно кровоточащая рана. Каждый раз приходилось делать над собой усилие, чтоб общаться с людьми пронзительно и с сильной подачей своих мыслей.

– Что же так давит внутри? – спросил вслух поручик. – Пустота… Даже поговорить не с кем, все мои… так далеко, – продолжал размышлять Георгий, смотря на дом, ловящий своей крышей последние лучи уходящего солнца.

В такие минуты каждый человек задумывается о главном для себя, именно в момент осознания бессилия, одиночества и подавляющей пустоты вокруг можно вспомнить и осознать значимость близких людей, важных событий или признать ошибки, которые оправдывались долгое время.

– А знаешь, птица ты пучеглазая, ты ведь доверяешь людям больше, чем они друг другу, когда ешь их хлеб, – ещё раз обратился поручик к серому голубю напротив.