Игорь Сычев - Запретные земли. Часть 2

Прошло какое-то время, и Ворон Кар подтвердил опасения Мигела. Несмотря на бешеную скачку, он приземлился всаднику на плечо, и, вцепившись когтями в одежду, громко прокричал в самое ухо юноши:

– Вепрь! Один лишь вепрь преследует нас, а фахан остался у пещеры! А ещё Ветер и Кухулин начинают выдыхаться!

Мигел это заметил, и заметил уже давно. Он не ожидал от клыкастого здоровяка такой прыти и выносливости, надеясь, что постоянно сможет держать дистанцию и только раззадоривать своих преследователей выстрелами из лука, не давая им вернуться к пещере. Но вышло по-другому, вепрь не отставал ни на шаг и даже не задыхался, и теперь юноша не знал, что ему делать. Конь и верный пёс теряют силы, врага не подстрелить, да и стрелы для лука у него почти закончились. Правда, на поясе у него висела аркибалиста и полный колчан стрел для неё, но стрелять из неё на скаку было невозможно. Тут нужна надёжная позиция… Позиция… И в этот момент в сердце Мигела зародилась надежда.

– Лети к Проклятому Камню, Кар! – прокричал он, обращаясь к ворону – И предупреди Бина и Пейна, пусть спрячутся понадёжней. Скоро на их поляне станет шумно!

Кар взмыл в воздух, а Мигел склонился к уху коня и опять закричал:

– Продержись ещё немного, друг мой Ветер! Ещё совсем немного!

Он, преодолевая шум ветра в ушах и стук копыт, прокричал коню о том, что задумал, и надеялся, что тот разобрал каждое его слово. А потом стиснул зубы, и про себя помолился об успехе.

Ветер выдержал, но, увы, силы его были на исходе. Когда они подскакали к камню, верный конь встал на дыбы у самого его края, и Мигел, выпустив поводья и вцепившись в каменную кромку, попытался на него взобраться. Утомлённый, в кольчуге и с оружием на поясе, он был слишком тяжелым и мог сорваться вниз. Но двое маленьких пикси, обосновавшихся на вершине каменной громады, подхватили его под руки и втащили на гладкую ровную поверхность. Теперь Мигел был в недосягаемости для кабаньих клыков, но, увы, всё закончилось далеко не так гладко, как он планировал.

Мигел успел взобраться на камень, а вот Ветру не повезло. Силы совершенно оставили боевого коня, и когда яростный вепрь налетел на него сзади, Ветру не удалось отскочить в сторону, и, получив страшный удар, он кубарем покатился по траве. В этот момент пёс Кухулин вцепился вепрю в ухо, а ворон Кар тоже смело атаковал чудовище, попав клювом тому прямо в глаз. Но вепрь махнул головой, и атаковавшие разлетелись в разные стороны, хотя кабанье ухо так и осталось у Кухулина в зубах. Ветер поднялся на ноги, весь дрожа, и даже попытался встать на дыбы и встретить вновь атаковавшего его вепря копытами, но тот подскочил к нему и ударил клыками под брюхо. Конь опять отлетел на несколько метров в сторону, и в этот самый момент стрела из аркибалисты вонзилась кабану в затылок, пробила его и вошла глубоко внутрь. Тот завизжал от боли и закрутился волчком, яростно ища глазами стрелка, но тут вторая стрела вонзилась ему в бок, а потом ещё и ещё одна.

Мигел перестал стрелять только тогда, когда колчан у него опустел, хотя вепрь уже давно бездыханным лежал на траве. Выстрел из аркибалисты куда мощнее, чем выстрел из лука, да и позиция у юноши была – лучше не придумаешь. Стрелы заходили глубоко, шкура и щетина их не останавливали, и одной из них удалось зацепить кабанье сердце.

Потом Мигел соскочил с камня, подошёл к вепрю, и, обнажив меч, вогнал его страшным ударом в поверженное чудовище. Кабан даже не вздрогнул, и ибериец, оставив свое оружие торчать в бездыханной громаде, бросился к своему коню. Тот лежал на боку и тяжело хрипел, и Мигел, упав перед ним на колени, провел рукой по его мокрой гриве, и горько заплакал.

– Ветер, Ветер! – стонал он. – Бедный мой друг! Что же я наделал!

Конь ничего не ответил, лишь поднял на юношу свои печальные глаза. А подошедший сзади Кухулин тихо произнёс:

– Не вини себя, хозяин… Это была славная битва, и мы одержали великую победу!

Мигел и сам это понимал. И ещё понимал, что горе сейчас не должно затуманить его разум. Потому он обратился к ворону:

– Лети и узнай поскорей, что там с Кевином! А я попытаюсь сделать всё, что смогу, чтобы помочь бедняге Ветру.

Ворон улетел, а юноша осмотрел раны коня. Увы, тому уже было не помочь. То же самое подтвердили подошедшие Бин и Пейн, которых Мигел сердечно поблагодарил за помощь. Но всё равно он расседлал коня, и скинул с себя свой плащ, чтобы перетянуть им страшные раны на его брюхе. Братья-пикси охотно помогли ему в этом добром, но совершенно бесполезном деле, а Ветер иногда тихо хрипел, и кровавая пена пузырилась у него на губах.

Тем временем одна мысль не давала Мигелу покоя. Как будто он уже пережил однажды подобное приключение или слышал о нём. Огромный клыкастый вепрь, убивающий боевого коня, скала и камень, и колдовской лес, который должен был ожить и двинуться на него… Всё смутное и неясное, как сон. Да, сон, но не его! Мигел вспомнил, как однажды юный Кентигерн рассказал ему своё сновидение, перед самой битвой на Холме Девичьих Слёз. Ибериец тогда истолковал его по-другому, исходя из событий пережитой битвы, но теперь эти видения приобрели иной смысл и иное значение.

Воспоминания эти не избавили юношу от тревоги, а только усилили её.

«Неужели это конец наших совместных приключений? – подумал он с горечью. – Неужели Кевин погиб, не устояв в стычке с фаханом, а я остался без коня и без верного друга в дебрях Запретных Земель? Но если даже это так, я не отступлю так просто… Видит Бог, я не отступлю, и либо доведу наше дело до конца, либо погибну!»

Видимо, последние слова он сказал вслух, поскольку вдруг услыхал нежный смех, а потом – звонкий девичий голос:

– Какой отважный и добрый мальчик! Такому всегда приятно помочь! Если, конечно, ты не против.

Мигел поднял голову, и его глаза ослепило дивное сияние.

Ковентина шла от опушки и была такой, какой он запомнил её у водопада. Одета она была в длинное белое платье, а густые светлые волосы ниспадали девушке на хрупкие плечи. Глаза её были серыми, с холодным оттенком, будто небеса Осенних Земель отразились в них, как в двух озерцах, и Мигел точно мог бы в них утонуть, если бы не отвёл взгляд. Но в тот момент его сердце навсегда запечатлело в себе усмешку тонких губ, и маленький вздорный носик, и благородную бледность прекрасного личика. Богиня ступала по траве босиком, и была такой лёгкой, что трава не сгибалась под её маленькими изящными стопами. Свет распространялся вокруг неё, придавая сходство с огоньком свечи, которая вдруг осияла мрак окутавшей юношу безысходности.

Мигел поднялся на ноги. Бин и Пейн склонились перед Ковентиной в низком поклоне, ибериец последовал их примеру, а Кухулин тихонько и радостно заскулил. Богиня засмеялась в ответ, но потом взглянула на раненого коня, и немножко нахмурилась.