Анатолий Коган - Войку, сын Тудора

Влад Русич в это время, уловив впереди какой-то шум, мгновенно объехал князя, вытащил саблю — загородил собой. Недовольно поморщившись, воевода чуть тронул шпорами коня, встав рядом с москвитином, прислушался. Ничто более не нарушало тишину. Но Русич махнул рукой; с полдюжины куртян устремились по руслу вперед. И вскоре один из них появился опять.

— Земляне, государь, — доложил он. — Не верят кэушелу, просятся к твоему высочеству.

Штефан направился к месту, указанному витязем. И увидел среди поляны, заросшей невысоким кустарником, десятка два воинственных поселян, ощетинившихся копьями и рогатинами, выставивших даже перед собой заряженный арбалет. Землян вполне можно было принять за огромных волков или за медведей, так они заросли бородами, так свалялась шерсть на их больших кушмах и изодрались зипуны.

— Ну чего, божьи люди, чего вам? — насмешливо спросил воевода. Не признали еще?

Крестьяне повалились на колени; шапки, казалось, сами попадали с их голов.

— Прости, государь, — взмолился один из них, с виду — старший, — как не признать! Твои ж мы войники!

— Откуда же вы, куда? — голос князя посуровел.

— Из Болокны мы, государь, из Тигинского цинута, — отвечал старшой. — На татар ходили, в свои места, как ты нас, государь, отпустил, да вот, обратно идем.

— И что там, у вас?

— Пожгли ордынцы село, пограбили. Детишки да бабы, слава Иисусу, успели в лесу укрыться. Татары давно ушли, некого было уже и гнать. Как тут, отколь ни возьмись, десяток мунтян с агой, пришли полонить. Дали мы им полон, развесили всех по деревьям и — к тебе, государь. Будь милостив, прими.

— Встаньте, дети! Что видели дорогой? — спросил князь.

Ответом был общий, дружный вздох.

— Земля наша лежит пуста, где прошли проклятые, государь, — молвил старший войник. — на дорогах шалят харцызы, но много ли им осталось добирать! Да еще ходят всякие тати, ищут невесть чего, сеют смуту и обман. Ну-ка, встань, вражий сын, — скомандовал крестьянин, — покажись государю, каков ты! — Из кустов в середине поляны, недобро скосив глаза, поднялся на ноги лежавший до тех пор детина в богатом, изодранном в клочья жупане, со связанными за спиной руками. — Вот он, княже! Шел с ватагой, встретил нас за Прутом, звал к боярину своему в чету. Обещал добычу, говорил такое, что и не вымолвить.

— Что говорил холоп? Не робей, сыне, поведай, — подбодрил Штефан.

— Будто ты, государь, не в обиду тебе, у султана сидишь в шатре, на цепи. Будто нет на Молдове воеводы, и править на ней боярам. Таким, как его хозяин.

Штефан соскочил с коня. Зеленые сапоги князя потонули в густой траве.

— Кто же твой хозяин, добрый молодец? — с недоброй лаской в голосе спросил государь пленника. — Похвались, чтобы и мы узнали его честное имя.

Пойманный угрюмо молчал, глядя себе под ноги.

— Ройте землю, — негромко приказал Штефан. Крестьяне охотно начали вскапывать ножами и рогатинами влажный дерн.

— Я скажу, государь. — Пленник вновь умолк, но губы его, словно сами собой, опять разомкнулись. Я скажу, государь. Нас послал высокородный пан Дажбог, чашник.

— Нас? А прочие где? — князь обвел взглядом поляну.

— Эти добрые люди порешили, княже, — пояснил чашников слуга, облизнув пересохшие губы.

— Ватага у него, государь, невелика была, с полдюжины-то всего, — снова рухнул на колени старший землянин. — Речи мерзкие говорили, к измене звали. И развесили мы их по деревьям, не прогневайся, государь великий!

— На деревьях? Почему?

— Некогда нам было, государь, — с виноватым видом, прижимая к груди кушму, посетовал крестьянин. — Надо бы содрать с них с живых поганые шкуры или посадить на колья. Так уж вышло, спешили к войску, и так замешкались. Как теперь с ним, кончать?

Приказав землянам следовать за ним, ведя со всем бережением пленника, Штефан продолжил путь. Чашников холоп, если потребуется — под пыткой, мог еще много рассказать.

До лагеря господаря было недалеко. «Ближе к огню — теплее»: отсюда было легко направлять действия войска, все более пополнявшегося людьми, всегда зная, что делает враг, но оставаясь для него невидимым. Здесь он мог передвигаться, куда хотел, по тропам в лесах, нанося османам удары, где бесермены их не ожидали. И еще, здесь он всегда был под охраной надежных крестьянских чет, в безопасности от боярской измены, от тех ловушек, которые могли соорудить для него прежде тайные, а ныне уже и явные сторонники султана. Тут у него руки всегда развязаны, когда врага сковывает все: тяжкая неповоротливость войск, наряда и обозов, неизбывный страх вчерашних кочевников перед лесными дебрями, снабжение по ненадежным дорогам, цели самого похода — крепости, города и главные шляхи страны.

Свобода же рук требовала от него, полководца, свободы мысли. Воспарить, подобно орлу, над своей землей, объять всю ее взором, часами всматриваться в извилины рек, профили крепостей и градов, зеленое руно лесных просторов, скалистые уступы гор — это всегда было доступно Штефану-воеводе.

Вернувшись в лагерь, господарь приказал Русичу взять мастера Хынку, воспользоваться, если надо, его искусством развязывать языки, и как следует допросить пойманного боярского холопа: что еще затевает его хозяин и хозяиновы друзья. А сам, в своем небольшом шатре из войницких бурок, на медвежьей шкуре, разостланной прямо на душистой травке, развернул карту Земли Молдавской.

Подобной не было не только у каждого князя или герцога, но и у каждого короля. Эту карту на шести тщательно склеенных листах пергамента для господаря вычертил великий зодчий, строивший Белгородскую крепость близ устья Днестра. Пять долгих лет готовился к этому мессер Антонио Венецианец, подробно опрашивал десятки и сотни людей, приезжавших в Четатя Албэ со всего княжества, путешественников из-за границы, иноземных и местных купцов, воинов и грамматиков, монахов и священников, странствующих астрологов, менестрелей и певцов, танцоров и акробатов, возчиков и погонщиков, ходивших в дальние земли с торговыми обозами и гуртами скота, мореплавателей и рыбаков, ремесленников и менял, писцов и нотариусов, скрепляющих договоры и сделки. Мессер Антонио собрал десятки рукописей и книг, морских портуланов и сухопутных карт, записал сотни легенд, преданий, народных песен и даже сказок. И все эти сокровища скопились в его доме единственно ради создания карты малого княжества, которое стало для него новой родиной. Мессер Антонио изобразил на ней Молдову в центре соседних держав и земель — Семиградья, Мунтении, Польши, литовских владений за Днестром части Черного моря с Крымом, Добруджею и Змеиным островом. Тщательно вычертил несмываемыми красками подобающих цветов границы, реки, возвышенности, горные цепи, озера, села, города, монастыри, усадьбы могущественных бояр, скиты прославленных пустынников, гавани, крепости, большие и малые дороги, великие шляхи, ведущие от города к городу и за рубеж. На карте было видно, где шумят леса, а где — сады, где пастбища, а где пахотные земли, куда нужно ехать за рыбой, а куда — за хлебом. По карте сразу могли найти дорогу воевода и торговый гость, епископ и нищенствующий инок, жонглер и бродячий лекарь.