Дэвид Бликст - Короли Вероны

Они обогнули Арену трижды. Марцилио все время махал зрителям и потрясал сцепленными над головой руками. После третьего круга мальчик и старуха вывели лошадей на улицы. Трибуны громко выразили неудовольствие; толпа за пределами Арены, напротив, разразилась радостными криками.

— Теплый прием, — бросил через плечо Марцилио.

— Ты же этого хотел, разве нет? — неожиданно для себя бросил Пьетро. Он вовсе не собирался вступать в перепалку с Марцилио. Он вообще не хотел разговаривать.

— Ты имеешь в виду несчастный случай? — Падуанец тщательно взвешивал слова. — Отличный скакун, — заметил он, окинув взглядом клячу, и снова скроил улыбку на радость толпе. Пьетро показал ему фигу.

— А вы не слушайте его, синьор, не слушайте, — прошамкала старуха, ведшая клячу. — Это самый что ни на есть благороднейший конь, благороднее и не сыщете! Да, синьор, не сыщете, помяните мое слово. Капитан взял его у самого Бонавентуры. Горячий был скакун, ровно огонь. Хоть жену Капитана спросите.

Целый час Пьетро ездил по улицам Вероны на «благороднейшем коне». Каррара удостоился красной ленты с надписью «Гордость Меркурия» через плечо, а Пьетро, как самый медлительный всадник, — свиного окорока, привязанного к задней ноге клячи. Однако постепенно чувство унижения улетучилось. Самый воздух был пропитан торжественностью, и даже законченным неудачникам доставалось немного радостного тепла. Толпа насмехалась не по злобе, а просто потому, что так было принято. Ничего личного в шутках Пьетро не слышал. Вскоре он стал отвечать насмешникам, потрясать кулаками — в общем, играть роль, уготованную ему звездами или обычным невезением.

Никто не предупредил Пьетро об этой части церемонии. Горожане выхватывали ножи, кидались к окороку и отрезали от него куски. За клячей стаей бежали собаки — несколько человек были приставлены специально, чтобы их отгонять. Обструганную кость старуха то и дело заменяла свежим окороком. Кроме собак, никто не ел солонины — в конце концов, шла первая неделя Великого поста, — однако каждому непременно хотелось получить свой кусок. Наверно, окорок приносит удачу.

Они проехали по нескольким большим площадям. На каждой имелись животные, в клетках или на привязи. Самые пьяные из толпы, оттяпав солонины, дразнили ею животных. Таких граждан люди Кангранде бросали зверям. Оказавшись в непосредственной близости от клыкастых морд, пьяные быстро трезвели.

Пьетро жалел, что выбросил табарро — холодно было невообразимо, особенно когда кляча заворачивала за очередной угол. Толпа не дала бы замерзнуть, а на возвышении, если так можно назвать провислый круп, Пьетро был открыт всем ветрам. Час назад пошел снег, легкий, пушистый. Из каждого рта вырывались клубы пара. Пьетро хотелось оказаться притертым с обоих боков, однако он вспомнил о смраде, исходящем от черни. Нет уж, довольно с него и вонючей клячи.

Пьетро так озяб, что ничего и никого вокруг не замечал. Не заметил он и неожиданной преграды на пути. Двое юнцов в теплых плащах перекидывали друг другу единственный кинжал.

— Я придержу коня! — воскликнул один. — А ты хватай его.

Они схватили клячу под уздцы и аккуратно срезали по хорошему куску окорока. Серебряным кинжалом.

Пьетро только хмыкнул.

— Бери что хочешь, Мари. Мне уже все равно.

Марьотто откинул капюшон, осветив улицу неотразимой улыбкой. Антонио впился зубами в кусок окорока, забыв, очевидно, что на дворе Великий пост. Впрочем, он сразу выплюнул мясо.

— Сколько же тут соли!

— Большинство людей, — терпеливо объяснил Мари, — срезает с окорока куски отнюдь не для еды. Куски вешают над дверями для отпугивания злых духов.

— И как, помогает?

— Духов отпугивает не очень эффективно, зато собирает бродячих собак.

Марьотто и Антонио спешились и стали по обе стороны от клячи.

— Рад вас видеть, — сказал Пьетро.

— А мы рады видеть тебя, — делано проворчал Антонио. — Ты не ранен?

— Нет. — Кляча не вышла ростом, так что Пьетро едва на голову возвышался над здоровенным капуанцем. — А вы с Мари не пострадали?

— Не пострадали, — нахмурился Антонио.

— Разве что этот сукин сын мое седло в клочья изрезал, — произнес Марьотто, глядя исподлобья. «Сукин сын» в это время усиленно махал восхищенным поклонникам, улыбаясь в меру самодовольной улыбкой.

Друзья рассказали Пьетро о том, как почти победили. Пьетро пришел в ярость и в свою очередь рассказал о трюке с флажком.

— Вот мерзавец! — вскипел Антонио. — Хорошо бы от его задницы кусок отхватить!

Марьотто хлопнул в ладоши.

— А давайте устроим его коню падение, а его свяжем этой вот лентой.

Каррара с довольной улыбкой оглянулся.

— Эй, ребятишки, кажется, это ваше!

Марьотто поймал на лету серебряный кинжал, Антонио показал падуанцу фигу. Тот в ответ помахал рукой.

Они ехали вдоль Адидже, которая как раз в этом месте образовывала крутой изгиб. Район был застроен богатыми особняками и палаццо. Точно на севере высилась крыша собора. К ней примыкала церковь Сан Джованни, в обширной библиотеке которой хранились редкие манускрипты.

Между этими двумя церквями и площадью располагались роскошные частные дома новой постройки — свидетельства подъема купечества как класса. Граждане Вероны, которые жили и работали около Адидже, теперь переселялись в постоянно растущие пригороды, в то время как в центре города во множестве строились дома для богатых. Во Флоренции тоже так, вспомнил Пьетро: у всех преуспевающих синьоров имеются усадьбы в предместье, однако в последние годы каждый считает своим долгом отстроить дом непосредственно в городе. В Вероне особенным спросом пользовалась земля в районе, который на севере огибала река. Маленькие частные дома сносились, на их месте вырастали трех- и четырехэтажные особняки с балконами, оранжереями и лепниной. У семейства Монтекки тоже был великолепный дом неподалеку.

На одном из балконов появился молодой человек лет двадцати, широкоплечий и мускулистый. Пьетро сразу его узнал — на свадьбе Чеччино делла Скала молодой человек оплакивал свои шансы найти невесту в Вероне.

«Бонавентура, друг Чеччино», — вспомнил Пьетро.

Некогда изящная бородка Бонавентуры была теперь сальной и клочковатой. С его открытого дублета свисали нарядные ленты, сверху же он накинул домашний халат из тяжелого красного полотна с парчовыми вставками. Однако дорогую материю покрывали пятна, видимо, от жирного мяса и вина. Шляпа сидела косо. Темные кудрявые волосы, влажные от пота, словно в июльский день, сбились и спутались. Несмотря на холод, камича была расстегнута чуть ли не до пупа. Пот заливал Бонавентуре глаза. Казалось, он как минимум спасается на балконе от пожара.