Джеймс Клавелл - Шамал. В 2 томах. Том 2. Книга 3 и 4

Он посмотрел на Мануэлу. Она пристально вглядывалась в него.

– Извини, я задумался и прослушал, – сказал он и начал набирать номер Ньюбери.

– Я просто сказала: «Разве птичек не три, а душ не восемь?» Ты забыл про Эрикки и Азадэ. Девять, если считать и Шахразаду.

Тегеран, дом Бакравана. 13.14.Шахразада стояла перед высоким зеркалом в ванной, голая, и рассматривала в профиль свой живот, пытаясь определить, не появилась ли в нем дополнительная округлость. Сегодня утром она обратила внимание, что соски кажутся ей более чувствительными, чем обычно, и груди как будто распирало изнутри. «Не волнуйся, – рассмеялась Зара, жена Мешанга, – скоро ты станешь похожей на надувной шар и будешь ходить вся в слезах, плача и стеная, что никогда больше не сможешь влезть в свою старую одежду и, о, какой ты стала уродиной! Только не волнуйся, все ты сможешь, и одежды тебе еще придутся впору, и уродиной ты выглядеть не будешь».

Шахразада сегодня чувствовала себя очень счастливой, тянула время, хмурясь своему отражению и наклоняясь поближе, чтобы проверить, не появились ли у нее морщинки, вертясь перед зеркалом и так и эдак, поднимая волосы наверх и распуская по плечам, собирая их сзади в тяжелый узел и убирая на одну сторону, довольная и успокоенная тем, что видела. Синяки светлели. Ее тело совсем высохло после ванны, и она напудрилась и надела трусики.

В ванную влетела Джари.

– О, принцесса, вы еще не готовы? Его высокопревосходительство вашего брата ожидают к обеду в любую минуту, и весь дом в страхе, что он появится в одном из своих приступов гнева, о, пожалуйста, поторопитесь, мы же не хотим, чтобы он разволновался, правда?.. – Она привычным движением выдернула пробку из ванны, начала прибираться, все время квохча, бормоча и подстегивая Шахразаду. Через несколько мгновений Шахразада была одета. Чулки – колготок в продаже не было уже несколько месяцев, даже на черном рынке, – лифчик не нужен. Теплое голубое кашемировое платье парижского покроя и жакет того же цвета с короткими рукавами и воротником-шалькой. Быстрое движение расчески – и ее волнистые от природы волосы приняли идеальный вид, капелька помады на губы, чуть-чуть подвести глаза.

– Но, принцесса, вы же знаете, как ваш брат не любит косметики?

– О, но я же не выхожу из дома, и Мешанг не… – Шахразада хотела сказать «мой отец», но остановилась, не желая вызывать эту трагедию из дальних уголков своего сознания. Отец в раю, твердо сказала она себе. До дня его поминок, сорокового дня после его смерти, остается еще двадцать пять дней, и до тех пор мы должны продолжать жить.

И любить?

Она не спросила у Джари, что произошло в кофейне в тот день, когда она послала ее сказать ему, что ее муж вернулся и то, что так и не началось, закончилось навсегда. Интересно, где он сейчас, будет ли он и дальше навещать меня в моих снах?

Внизу раздался шум, и они поняли, что Мешанг прибыл. Она последний раз взглянула на себя в зеркало и пошла встречать его.

После того вечера, когда произошло столкновение с Локартом, Мешанг переехал назад в дом со всей семьей. Дом был очень большой, у Шахразады по-прежнему оставались ее комнаты, и она была в восторге оттого, что Зара и трое ее детей своим шумом прогоняли гнетущую тишину и уныние, которые наполняли его до этого. Ее мать стала затворницей, не выходя из своих покоев, она даже ела там, обслуживаемая одной только своей старой прислужницей, и большую часть дня плакала и молилась. Она никогда не выходила, никогда не приглашала никого из них к себе. «Оставьте меня в покое! Оставьте меня в покое!» – это все, что она, плача, говорила им из-за запертой двери.

В те часы, когда Мешанг был в доме, Шахразада, Зара и остальные члены семьи изо всех сил старались угождать и льстить ему.

– Ничего, – сказала ей Зара. – Я скоро приведу его в чувство. Он думает, я забыла, что он оскорбил меня, ударив меня и потом выставляя напоказ эту свою юную шлюху, которой его искушает этот подлый сын собаки Киа! О, не волнуйся, милая Шахразада, я отомщу – это было непростительной невоспитанностью с его стороны так обращаться с тобой и… твоим мужем. Скоро мы снова сможем путешествовать… Париж, Лондон, даже Нью-Йорк… сомневаюсь, что у него будет время ездить с нами, и тогда, ах, уж тогда мы порезвимся, будем носить прозрачные платья и иметь по пятьдесят поклонников каждая!

– Я даже не знаю насчет Нью-Йорка. Подвергать себя такой опасности в городе Сатаны, – сказала тогда Шахразада. Но в глубине сердца она задрожала от волнения при этой мысли. Я поеду в Нью– Йорк со своим сыном, пообещала она себе. Томми будет там. Скоро все опять станет нормальным, власть мулл над Хомейни будет сломлена, Революционный комитет распустят, у нас будет настоящее, справедливо избранное демократическое исламское правительство с премьер-министром Базарганом во главе под властью Аллаха, на права женщин больше никто никогда не посягнет, Туде перестанет быть вне закона, и будет работа для всех и мир по всей стране – все будет именно так, как он и говорил.

Я так рада, что я – это я, думала Шахразада.

– Привет, дорогой Мешанг, каким красивым ты сегодня выглядишь, но усталым, о, ты не должен работать так много ради нас всех. Вот, позволь я налью тебе еще прохладной воды с лимоном, как раз как ты любишь.

– Спасибо. – Мешанг возлежал на коврах, опершись на подушки; он снял туфли и уже приступил к трапезе. Небольшая жаровня была готова для жарки кебабов, и два-три десятка блюд с хорешем, рисом, овощами, сладостями и фруктами были расставлены у него под рукой. Зара была рядом, и она жестом пригласила Шахразаду сесть на ковер рядом с ней.

– Как ты себя чувствуешь сегодня?

– Чудесно, и меня ни капельки не тошнит.

На лице Мешанга появилась кислая мина.

– Зару тошнило все время, и она все время хандрила, совсем не как нормальная женщина. Будем надеяться, что ты нормальная, вот только ты такая худая… Иншаллах.

Обе женщины нацепили улыбки, пряча свою ненависть, прекрасно понимая друг друга.

– Бедная Зара, – сказала Шахразада. – Как прошло твое утро, Мешанг? Тебе, наверное, ужасно трудно, когда столько дел и когда так много нас, о ком нужно заботиться.

– Трудно потому, что меня окружают болваны, дорогая сестра. Если бы у меня были толковые работники, подготовленные и обученные, как я сам, все было бы так легко. – И гораздо легче, если бы ты не окрутила отца, не обманула его, не обманула ожиданий своего первого мужа и не опозорила нас своим выбором второго. Столько боли ты причинила мне, дорогая сестрица, ты, со своим чахоточным лицом и телом и своей глупостью, – мне, который сутками напролет трудился, чтобы спасти тебя от тебя самой. Хвала Аллаху, что мои усилия принесли такие плоды!