Шарль Монселе - Женщины-масонки

– Спасибо, спасибо, господин Бланшар!

– Ну, а вы-то, конечно, знаете, где сейчас Марианна?

– Нет.

– Это очень важно, и вы должны узнать об этом.

– Я спрошу, я поищу…

– Хорошо,– сказал господин Бланшар и, с удовлетворением потирая руки, прибавил:– ну, ну! Если я сделаю так, что из Парижа исчезнет женщина, это развлечет меня на несколько дней.

– Как вы меня обяжете! Как я буду вам благодарен!

– Не сомневаюсь в этом, но… подождите немного с изъявлениями благодарности: мы имеем дело с сильным противником.

– Кому вы это говорите! – прошептал Филипп.

Пока они разговаривали, прошло около часа.

– Боюсь, что я злоупотребляю вашим временем,– сказал господин Бланшар.

– Вот видите, сколько иногда выигрывает тот, кто бредет куда глаза глядят,– отвечал Филипп.

– Вы правы, и я надеюсь, что мы сюда еще раз совершим прогулку.

– Когда вам будет угодно.

– Где смогу я снова увидеться с вами?

– Где хотите – в Клубе, у вас…

– Ну а если мне понадобится что-то срочно вам сообщить?

– Так вы мне напишете, черт возьми!

– Куда же я вам напишу?

– Да, верно…

– Ах, черт! Я и не подумал об этом! – громко воскликнул господин Бланшар.

– Где вы живете? – спросил Филипп, полагая, что он не расслышал.

– Я нигде не живу.

– Я, конечно, не так выразился. Ваш адрес?

– Честное слово, на этот вопрос мне ответить весьма трудно.

– Я был нескромен?

– Отнюдь нет! Просто мне нелегко сказать вам, что я этого и сам не знаю.

– Вы этого не знаете? – с улыбкой переспросил Филипп.

– Честное слово!

– Что ж, вы правы: я и забыл, что вы весьма хитроумно проложили себе в жизни независимый и совсем особенный путь.

– О, я знаю, что меня считают фантазером, а частенько и смешным чудаком, тогда как на самом деле я только следую простой логике.

– Однако, господин Бланшар, человек, который не знает, где он живет, и это при том, что он обладает большим состоянием…

– …похож на сумасшедшего, хотите вы сказать?

– Нет, всего-навсего на человека эксцентричного.

– Поймите, господин Бейль: нельзя сказать, что у меня нет крыши над головой, как у отлученного от церкви в средние века.

– Вы, вероятно, живете в некоей таинственной бонбоньерке, которую ваши предки спрятали под гирляндами роз и пучками жимолости, которую они окружили волчьими капканами и которую огородили железным частоколом в самом сердце Сен-Жерменского предместья. И мне это, конечно же, нравится.

– Все это далеко от истины. Мои предки, коль скоро вы соблаговолили упомянуть об этих достойных людях, действительно оставили мне три или четыре дома; по крайней мере, так уверяет нотариус, который ведет мои дела. Но я даже не знаю, в каких предместьях и на каких улицах эти дома расположены, и Боже меня сохрани и помыслить о том, чтобы поселиться в одном из них!

– Вы, стало быть, предпочитаете наши большие роскошные отели и полный комфорт, который они предоставляют постояльцам?

– Час от часу не легче!– вскричал господин Бланшар.– Чтобы я поселился в отеле? Чтобы я отдал себя в руки незнакомым людям? Жил в комнатах с незнакомыми мне замками? Спал на постели, чьим продажным гостеприимством во все времена пользовались эмигранты? Расположиться на ночь и просыпаться от шума то у себя над головой, то у себя за стеной!… Господин Бейль, вы об этом не подумали.

– Господин Бланшар, но ведь человек должен жить либо у себя дома, либо в каком-либо другом месте. Третьего не дано.

– Иного я от вас и не ожидал. Так вы считаете, что третьего не дано? А я нашел это третье место!

– Я не могу вам не верить, но мое изумление…

– Не знает границ. Да, да! Однако потерпите немного.

– Хорошо!– сказал Филипп.

– Меньше чем через пять минут вы, раз вам так угодно, увидите, где я живу… сегодня.

– А-а!

– Но я не ручаюсь, что вы узнаете, где я буду жить завтра.

– Признаюсь, что мое любопытство достигло предела!…

Они шагали до тех пор, пока не дошли до проспекта Мариньи.

Нам известно, что в былые времена этот широкий проспект привлекал к себе бродячих акробатов и хозяев бродячих зверинцев; в определенные времена года они располагались здесь с громким шумом.

Но теперь здесь стоял только один экипаж.

Правда, этот экипаж был громадных размеров – такие экипажи служат для перевозки целых семейств наездников и ярмарочных силачей. Тонкая струйка дыма, выходившая из черной трубы, говорила о том, что в этом экипаже кто-то живет.

На анонсе можно было прочитать надпись, составленную громадными буквами: «СЕГОДНЯ СПЕКТАКЛЯ НЕТ».

У этого-то экипажа и остановился господин Бланшар.

Он надавил кнопку, и внутри раздался звонок.

Тотчас же, как фигурка из коробочки с сюрпризами, из огромного экипажа скорее выскочил, чем вышел, ливрейный лакей.

При виде двух посетителей он поспешно спустился по ступенькам.

– Соблаговолите подняться туда,– сказал господин Бланшар Филиппу Бейлю.

– Подняться… туда?

– Да: ведь я там и живу.

– Вы шутите!

– Я покажу вам дорогу.

И господин Бланшар первым поднялся по ступенькам.

Филипп последовал за ним.

Пройдя некое подобие передней, размеры которой словно увеличивались благодаря настенным рисункам, изображавшим колоннады и голубые дали, они очутились в великолепной гостиной. Если внешний вид этого жилища на колесах был скромным с заранее обдуманной целью не возбуждать любопытства зевак, то внутри оно представляло собой самый роскошный дворец, в котором когда-либо обитали все боги искусства и промышленности.

Нужно ли в этих обстоятельствах сообщать или же напоминать нашим читателям, что во времена не столь отдаленные один из наших бывших министров, который стал историком и который, намереваясь написать очерки по топографии, приказал сделать себе вот такой же экипаж, один из тех громадных вагонов-квартир, которые позволяют наслаждаться одновременно и быстрой ездой, и радостями постоянной роскоши? [76] Речь идет об Адольфе Тьере (1797-1877) – французском историке и государственном деятеле.

Поднявшись вверх по течению времен, мы увидим, что Людовик XVI заказал для своего бегства такую же карету, только она оказалась чудовищно неуклюжей; она была предназначена для всей королевской семьи, для придворных и для слуг, а потому в ней было несколько отделений. Эта карета сломалась после того, как проехала несколько почтовых станций.

Карета господина Бланшара была сделана по его личным указаниям и почти у него на глазах.

У господина Бланшара был тонкий вкус: его замыслы, для осуществления которых он нанял самых лучших рабочих, были исполнены совершенно безупречно. Об этом его «доме» можно было сказать, что это поистине шедевр экипажного дела. Совершенство рессор избавляло седоков от малейшего толчка; собственно говоря, это были уже не рессоры – это были мерные ленты. Шум не проникал в карету: его не пропускали ковры, толстые и широкие, как травостой нормандских холмов; он окончательно заглушался вечером, когда окна закрывались ставнями, прикрепленными как снаружи, так и внутри.