Пип Воэн-Хьюз - Реликвии тамплиеров

Тут на Анну налетел уродливый лучник, тащивший на спине тяжелый мешок.

— С дороги, ты, червяк проклятый! — прошипел он мерзким тоном истинного бристольца. Я заметил, что свой лук со спущенной тетивой он несет как боевую дубинку, и невольно потянулся к рукояти Шаука.

Оглянувшись, я увидел, что у всех наших есть оружие, и лучник тоже это заметил.

— Гребаные иноземцы, все вы! — прорычал он. — Гребаные трусы и содомиты! — И сплюнул под ноги Илии. — Все время ходите вместе, засунув пальцы друг другу в задницу, так, что ли? Если б мои друзья были здесь…

— Но их здесь нету. Так что проваливай, пока я не показал всем, какого цвета у тебя ливер, — спокойно сказал Снорри, словно просто указывал встречному нужное направление.

Надо отдать должное этому уродливому лучнику из Бристоля: он с минуту стоял на месте, свирепо пялясь на нас. Потом пожал плечами, процедил:

— Я вас еще найду, ребятки! — и прошел прочь.

— Гребаный англичанишка, — буркнул Снорри. — Извини, Петрок.

— А мне он понравился, — сказал я, пихнув локтем Анну. — У него лицо честного человека.

И все расхохотались, тут же забыв про склочного лучника. Перед нами открывались более интересные перспективы, так что мы покинули кишащие народом набережные и углубились в сеть узких улочек, забирая влево от зубчатых стен Больших ворот, которые нависли над причалами как настоящий замок. Почти сразу же Снорри и Жан из Меца исчезли за дверью таверны, первой же, что попалась на нашем пути. Немного погодя от всей группы остались только мы с Анной да двое греков. Остальные разбрелись по баням, пивным, харчевням и борделям. Я намеревался отложить свои удовольствия на некоторое время, поскольку не считал, что простое удобство может заменить качество. Мне требовался лучший эль в Бордо. Я мечтал о нем, частенько прямо-таки ощущал его вкус во рту, это тянулось месяцами, когда мы все страдали от жажды, поэтому решил ни к чему не прикасаться, пока не увижу предмет своих вожделений у себя под носом.

Илия молчал, беспокоясь о своем брате, слишком слабом, чтобы сойти на берег. К счастью, Павлос знал город и полагал, что самый лучший эль можно найти в таверне «Красный ангел», недалеко отсюда, на рю де ла Руссель. Анна, которая уже оставила свои штучки, оказавшись в компании тех, кто знал ее тайну, дулась и кривилась. Она не желала пить «это вонючее пойло». Она, видите ли, желала, чтобы мы сопроводили ее в такое место, где можно найти куртизанок высшего разряда, хороший стол и тонкие вина. И еще она заявила, что пойдет туда в мужском обличье. Павлос в полном бессилии воздел руки к небу:

— Ну как мы можем отвести вас в такое место, Vassileia ? Там же собирается дрянь со всего мира! И кроме того, вы выглядите как уличный бродяга! Нет, это совершенно невозможно!

— Тогда ступайте и оставьте меня! — Ее глаза сверкали, это было видно даже в полутемном переулке. — Петрок позаботится, чтобы со мной ничего не случилось! — Она дернула меня за рукав. — Пойдем!

Но греки вовсе не собирались отпускать ее со мной. Анна стояла, злясь и огрызаясь, как разъяренный ястреб. В конце концов именно я разрешил возникшую проблему.

— В это время все дорогие куртизанки еще дрыхнут в постели. Мы можем продолжить наши споры и в «Красном ангеле». Павлос, ради Бога, веди нас туда!

Павлос не заставил просить себя дважды, и мы пошли дальше по переулку. Таверна «Красный ангел» располагалась на боковой улочке недалеко от церкви Сен-Пьер. Снаружи она выглядела несколько запущенной — одно из многих подобных зданий, деревянное и оштукатуренное. Однако над дверью висел чудесный ангел, вырезанный из дерева, с распростертыми крыльями и огненным мечом, выкрашенный в разные оттенки красного, так что я даже почувствовал укол возбуждения, когда переступил вслед за греками через порог.

Пиво в «Красном ангеле» оказалось просто прекрасным. Отпивая большой глоток из второй кружки, я решил, что, видимо, святой Михаил лично размешивал сусло своим огненным мечом. На вкус оно немного отдавало дымком, темное и ароматное. Я бы с радостью пил его и пил, пока оно не потекло бы в моих жилах вместо крови. Я едва обращал внимание на троих своих спутников. Павлос и Илия потягивали красное вино из Бержерака и были вполне довольны. Анна отпила моего пива, скорчила гримасу и потребовала самого лучшего вина, имеющегося в этом заведении, которое оказалось золотистым, сладким и крепким. Она навалилась на него, как кошка на птичку, — казалось, жадно откусывала, отпивая огромными глотками и снова опуская губы в бокал. Поглядывая на нее поверх своей кружки, я заметил, что она прикрыла глаза, отрешившись от окружающего мира.

Я заказал еще кружку пива, потом еще. Слушая, как мои сотоварищи болтают на своем языке, я позволил темному току опьянения унести меня вдаль. Чувствовал, как подо мной колеблется пол, напоминая корабельную качку, которую тело не в состоянии забыть. Видел зеленые волны и ужасающий пустой простор моря Мрака. Потом перед мысленным взором возникли золотистые воды родной реки Он. Я следил за пятнистой форелью, мелькающей над песчаным дном между камней, заросших губчатым мхом. Я снова был маленьким мальчиком, и встал на колени у воды и поднял камень — щербатый булыжник, как раз уместившийся у меня в ладони, цвета неба перед снежной бурей, и зашвырнул его в реку. По воде пошли круги, все шире и шире, и шире…

— Смотрите-ка, он спит! И видит сны! А вы просто тупые плотники со стружками вместо мозгов. Пусть бы они взлетели высоко-высоко, к кронам тех деревьев, которые вы рубите и пилите на куски. Так что прощайте, господа, я лучше побеседую с кем-нибудь другим, у кого более возвышенные мысли.

Я почувствовал, что меня кто-то дернул за рукав, и открыл глаза, которые тут же встретились с парой добрых, но покрасневших глазок. Передо мной стоял тощий человек в заношенной до дыр одежде клирика, его тело чуть покачивалось, словно он не совсем его контролировал. В руке он держал почти пустой бокал. Ногти были длинные и грязные.

— Доставьте мне удовольствие, мой добрый господин, позвольте составить вам компанию, — обратился он ко мне по-французски довольно приятным голосом, в котором явно боролись образованность и опьянение. — Не вижу я искры Божией в этих двух тупицах.

Я глянул в угол позади него. Там сидели двое мужиков и оживленно что-то обсуждали, а на их грубых лицах читалось явное облегчение. Я перевел взгляд обратно на тощего человека и заморгал, все еще не в силах отогнать видение родного дома. Приняв это за знак согласия разделить с ним компанию, тощий уселся рядом со мной и громко потребовал еще вина.

— Мне не следовало, конечно, отвлекать вас, но, как я вижу, вы пользуетесь головой не только для того, чтобы пробиваться по жизненному пути. А по вашей одежде явствует, что вы человек городской, из настоящего большого города, а не из этой тухлой заводи, так?