Пип Воэн-Хьюз - Реликвии тамплиеров

У капитана имелись на берегу срочные дела. Кое-что предстояло доставить на берег, забрать грузы, как в любом порту. Но был в Бордо один человек, пользовавшийся услугами де Монтальяка. Он, как уверил меня капитан, ждет прихода «Кормарана» с особым нетерпением. Князь церкви, владетельная и властная особа. Не какой-то там жалкий бедолага вроде епископа Гардара, но персона высокопоставленная и богатая, ожидавшая, что ей привезут нечто, достойное ее высокого ранга. И капитан, как обычно, был рад услужить, однако, я уверен, вовсе не по этой причине в глазах у него с самого Дублина горел какой-то жуткий огонь, уподоблявший его крадущемуся по следу лису. Дело было и не в войне, которую он сразу учуял, когда мы шли вверх по бескрайней водной глади Жиронды. Доказательств у меня, конечно, не было, однако что-то в его настроении напомнило мне о том вечере, который мы провели вместе, когда стояли в Гренландии.

Так что меня вовсе не удивило, когда баркас вернулся без него, чтобы забрать Жиля и Расула. Перед тем как перелезть через борт, Жиль собрал всю команду и объявил:

— Когда вернусь, всех отпущу на берег. Павлос отберет тех, кто останется на вахте. Я скоро. — И с этими словами отбыл.

Экипаж воспрянул духом. Мы уже успели ощутить, как гнусный скорбут покидает наш корабль, когда во чреве оказались свежее мясо и добрая морская капуста, которыми мы запаслись на острове, и десны у всех начали подживать. Теперь уже не такие мрачные и ослабленные болезнью, матросы готовы были плясать прямо на палубе. Тут же волшебным образом появилась хорошая одежда, извлеченная из сундучков, сумок и даже тюков, завернутых в парусину, которые все эти месяцы скрывались бог знает по каким углам. Бороды были расчесаны или сбриты. Люди стояли небольшими группками, причесывая друг друга гребнями из китового уса. Пояса и перевязи для мечей были смазаны и начищены до блеска, оружие отполировано и даже наточено. Хотя все думали лишь о тавернах и банях, что ждали нас на берегу, матросы «Кормарана» готовились словно бы к турниру.

Я не стал исключением. Синяя котта, которую дал мне Жиль в таверне «Белый лебедь», так пострадавшая во время нашей последней встречи с сэром Хьюгом, появилась на белый свет из сундука Димитрия, чудесным образом избавленная от всех пятен и дыр. «Всего-то и нужно было немного морской воды, — пояснил болгарин. — Слишком хорошая вещь, чтобы выбрасывать». Он с гордостью смотрел, как я ощупываю место, где в меня вонзился Шаук, теперь почти незаметное, исключая почти невидимую паутину мелких стежков. Я чуть не хлопнул его по спине, так обрадовался. Но не посмел. Вместо этого взял его руку и затряс, извергая потоки благодарственных слов, и, клянусь, его иссеченное шрамами лицо слегка покраснело. Итак, теперь на мне были отличная котта, темно-синий плащ, отделанный по краю алым шелком, чудесная высокая шапка из черной шерсти, великолепные черные штаны, которые мне одолжил Абу, и сапоги из мягкой кожи, подаренные капитаном в мой первый день на борту. Я их до сих пор не надевал, боясь испортить соленой водой. Шаук висел на бедре, и его рукоять из зеленого камня поблескивала довольно угрожающе.

— Смотришься как настоящий сводник из Ростока, — одобрительно заметил Хорст.

Анна бесилась от злости. Бедный, несчастный Микал, видимо, был обречен провести свою последнюю ночь на этой земле все в тех же матросских обносках, которые он носил весь переход через море Мрака.

— Не поеду я на берег в этих лохмотьях, — прошипела она мне. — Я — принцесса, так что даже этот последний вечер желаю провести в обличье принца! А вместо этого в меня будут плевать и смеяться все шлюхи жалкого, траченного оспой городишки! Пинать и посылать за пивом! Не будет такого, это я тебе говорю! — И она топнула ногой. Я тут же с силой наступил ей на эту ногу и прошипел:

— Заткнись! Через несколько часов ты навсегда избавишься от этой личины. И станешь опять драгоценной принцессой Анной, можешь не сомневаться. А пока придержи язык и успокойся. Шутка уже почти закончилась.

Она злобно фыркнула и бросила на меня взгляд, кислый, как протухший уксус. Но тем не менее последовала моему совету и укротила ярость, которая уже почти овладела ею.

— Сам успокойся! — всхлипнула она. Потом осмотрела меня с головы до ног и заявила: — Для монаха и озабоченного одними овцами крестьянина ты выглядишь неплохо. Почти как благородный. Только не слишком увлекайся девицами на берегу, мой петушок-забияка. А вдруг нынче ночью ты повстречаешь и благородную даму, обиженную судьбой? И она очень даже может оказаться весьма благодарной тебе за помощь! — Тут она больно ущипнула меня за задницу и удрала на мостик.

Мы с Анной в числе первых сошли на берег, как и рассчитывали. С нами оказались Илия и Павлос, которые поклялись не спускать с принцессы глаз. Я же подумал, что она очень скоро устроит этой их клятве хорошую проверку. Мы стояли группой, ожидая посадки в лодку, а остальные, дожидаясь своей очереди, толпились позади, наперебой давая нам гнусные советы и отпуская похабные шуточки. Они пребывали не в самом благодушном расположении духа, так что мы, счастливцы, просто кивали в ответ и похихикивали, прекрасно зная, что люди, столь долго пробывшие в море, всегда рады немного выпустить пар при первой же возможности, а шумная ссора или даже драка в виду берега ничуть не хуже настоящей потасовки на твердой почве.

Оказавшись в переполненном баркасе, мы так стремительно рванули к берегу, что казалось, вот-вот врежемся в пирс: гребцы яростно налегали на весла, стремясь поскорее убраться подальше от «Кормарана». Анна первой выбралась на причал, забросив туда сначала свою битком набитую парусиновую сумку, в которой, как я знал, хранилось ее женское облачение.

— Эй, Микал! — заорал Снорри. — Оставь немного шлюх и на нашу долю!

— Придется вам довольствоваться теми, что останутся после меня, — рассмеялась она в ответ, закидывая сумку на плечо.

Я вскарабкался следом, чувствуя, как под ногами хлюпают и лопаются водоросли, во множестве выброшенные на каменные ступени, и огляделся по сторонам, чтобы сориентироваться.

Этот Бордо оказался вполне приличным городом. По большей части он был сложен из желтого камня. За деревянными и оштукатуренными зданиями складов, стоявших вдоль берега реки, поднимались высокие дома. Из бесчисленных труб в небо тянулся дым. Флюгеры из ярко начищенной меди и бронзы сверкали на фоне темнеющего неба. И повсюду, рядом с нами и вдали, виднелись вооруженные люди — они бродили, маршировали, куда-то бежали. Вот прошла группа ландскнехтов с длинными пиками, в похожих на котелки шлемах. У них были еще и короткие мечи, и, судя по суровым лицам, они готовы схватиться врукопашную с кем угодно, пустив в дело эти мечи, когда придет время. Путь пикинерам, не обратив на них никакого внимания, пересекли двое рыцарей на огромных боевых конях. Эти были одеты в яркие котты, и у каждого сбоку висел длинный меч. Я по привычке отметил, какие у них гербы: зеленый дуб у одного и три короны над красной стрелой у другого. Я, конечно, не узнал эти гербы, по вид английских геральдических знаков после столь долгого перерыва заставил сердце биться немного быстрее. Потом к нам приблизился еще более мощный отряд вооруженных воинов. Они шагали в ногу, а вел их высокий, гордо выступающий человек в сверкающих доспехах. На его бледно-голубой котте сияло изображение желтой птицы. Тот же знак украшал знамя, развевавшееся над отрядом. Эти по крайней мере являлись лучниками, а не кровавыми головорезами, что тащили пики. Все были хорошо вооружены и прилично одеты. У некоторых имелись шлемы, похожие на котелок, у других — более древние, остроконечные и с защитной стрелкой. Они шагали так же гордо, как их предводитель, а я на секунду задумался, есть ли на свете занятие хуже, чем профессия воина.