Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

— Саблю можно держать, да, — согласился Шуйский.

Воронцов-Вельяминов расхохотался. «Рисую я правой, Василий Иванович».

Вороной конь быстрой рысью несся среди перелесков, в виду деревень — на восток, к Лавре.

Высокий, темноволосый, сероглазый мальчик примерился и, занеся ногу над тряпичным мячом, сказал: «В этот раз не отобьешь, папа».

— А ты попробуй, — Франческо стер пот со лба, — летний вечер был жарким, и легко поймал мяч. «Все, — сказал отец, подзывая к себе Алессандро, — пошли, нам с тобой еще воду из колодца носить, и мыться, перепачкались же с ног до головы».

Булыжник на Площади Цветов был еще теплым, и Алессандро, забрав у отца мяч, посмотрев на садящееся за Тибр солнце, вздохнул: «Интересно, что сегодня на ужин, а то я проголодался».

— Ты всегда голодный, — Фрэнсис поцеловал темные локоны, — это потому, что ты растешь. А на ужин, — отец поднял бровь, — я видел на кухне свиные щеки.

— Хорошо, — мальчик облизнулся, — с пастой. И печенье, наверное, — прибавил он. Ребенок помолчал и вдруг спросил: «Папа, а почему ты чиновник?».

— Ну, — рассудительно заметил Франческо, — кому-то надо и в канцелярии сидеть, милый мой.

— Я бы хотел, — задумчиво сказал ребенок, — стать военным. Ну, или моряком. Чтобы у меня была шпага, как у гвардейцев Его Святейшества.

— Ну, посмотрим, — усмехнулся Франческо, и, на мгновение, закрыв глаза, подумал: «Все, после Рождества домой. Господи, неужели. Как раз этого Фокса с его сообщниками арестуют, я Джону еще в начале лета все их планы отправил, в ноябре же они Палату Лордов собрались взрывать? Да, в ноябре. А потом в Париже встречу нового человека, посидим с ним, и домой, под Оксфорд".

— Папа, а ты что улыбаешься? — удивленно спросил Алессандро.

Франческо принюхался и сказал: «Потому что даже здесь, — он кивнул на мраморную лестницу, что вела на второй этаж, в их комнаты, — пахнет едой. А я, дорогой мой сын, тоже не отказался бы от пасты».

— Сначала берите ведра, — велела Полли, что стояла на пороге. «И переоденьтесь потом, в опочивальне все чистое лежит, на кровати».

Уже совсем стемнело, когда Полли, войдя в спальню, наклонилась над столом, и, прижавшись подбородком к плечу Фрэнсиса, тихо спросила: «Что ты с ним на улице делал, он заснул за мгновение?».

Мужчина отложил перо, и, повернувшись, поцеловав ее в губы, ответил: «Сначала лодку взяли на Тибре, потом в мяч играли, потом он целую миску пасты съел. Мне тоже, дорогая моя, спать хочется».

Полли устроилась у мужа на коленях: «Донесения все готовы, остался только сеньор Вискайно, ну, это завтра вечером уже. Его бумаги у тебя?».

— Его бумаги у меня уже третий день лежат, — усмехнулся Фрэнсис, — надо же было узнать, какой дорогой он обычно ходит в свои комнаты, когда он туда возвращается, есть ли у него охрана… Теперь все готово, Чезаре завтра вечером будет на месте, со своими людьми, тебе останется только довести сеньора Себастьяна до той подворотни, дальше уж они сами».

— А он скажет? Ну, про то, где Белла? — озабоченно спросила Полли.

— Скажет, — тонкие губы мужа чуть улыбнулись. «У Чезаре все говорят. И про Беллу, и про планы короля Филиппа в Нижних Землях — все, что мы хотели, то и скажет. Печать мы у него заберем, — ограбление все-таки, образец его почерка у меня есть — все будет в порядке».

Фрэнсис вдохнул запах роз и шепнул жене на ухо: «Я тут подумал, и понял, что поспать я еще успею».

— Неужели? — темная бровь шевельнулась. «А если я принесу из кладовой одну из тех бутылок, что тебе из Орвието прислали?»

— Все равно не засну, — вздохнул Фрэнсис, прижавшись губами к смуглой шее, расшнуровывая шелковый корсет. «Но вина ты мне все равно налей, — он тихо рассмеялся, не отрываясь от темно-красного, сладкого соска. «И дверь запри».

Полли, подхватив юбки одной рукой, повернула ключ в высоких, золоченых дверях, и, поставив бутылку на стол, опустилась на колени, рассыпав вокруг мягкие волосы.

— Я смотрю, — в больших, черных глазах женщины загорелись золотистые искорки, — у тебя тут все уже готово, — она улыбнулась.

— А ты не смотри, дорогая моя, ты попробуй — Фрэнсис откинулся на спинку кресла и подумал:

«Полвека в этом году, ну, да ничего страшного, еще двоих или троих детей вырастить успею.

Господи, как же я ее люблю, Господи».

— Ну, все, — решительно сказал он, потом, усаживая Полли на стол, сбрасывая документы вниз, — теперь я. И корсет оставь, — велел он. Он увидел, как падают ее юбки, и наклонил голову, целуя ее туда, где все было жарким и покорным, чувствуя, как подается навстречу ему знакомое до последнего уголка тело.

Потом она подставила ему губы, повернув голову, и сказала, задыхаясь: «Сегодня можно».

— Я помню, — отозвался Фрэнсис сквозь зубы, не в силах оторваться от нее. Полли вонзила ногти в какую-то бумагу и, смяв ее — порвала в клочки.

— Надеюсь, — сказала она, наконец, — все еще стоя с раздвинутыми ногами, прижавшись щекой к столу, — это не было что-то важное.

Фрэнсис рассмеялся, не выпуская из рук ее груди. «Зная тебя, любовь моя, я на этом столе ничего важного не держу».

Потом Полли заснула, свернувшись в клубочек, держа его за руку, а Фрэнсис, и сам, зевая, придвинул ее поближе, и тоже задремал, слушая перезвон полуночных колоколов на церквях по соседству.

Утром он еще успел позаниматься с Алессандро латынью, и, спустившись на площадь, вдохнув теплый, утренний, пахнущий цветами ветер, быстро пошел к Ватикану.

На столе в его кабинете уже лежали последние циркуляры из личной канцелярии Его Святейшества, — гонцы разносили их сразу после заутрени.

Фрэнсис просмотрел документы и хмыкнул: «Смотри-ка, и действительно отца Джованни канонизировать придется, цветы эти на месте его казни не вянут, не опадают, и больные там какие-то даже излечиваются».

Он вспомнил темные, добрые глаза священника и вздохнул: «Жаль его, конечно. Такие люди редко встречаются. И воспитанник его, этот юноша, Хосе — наверное, тоже погиб, а ведь какой талантливый мальчик был».

Секретарь поскребся в дверь и вежливо сказал: «Сеньор дон Себастьян Вискайно, личный советник короля Филиппа к вам, синьор Франческо».

Франческо поклонился, и, пожав руку сеньору Себастьяну, радушно указал на кресло:

«Садитесь, пожалуйста, сеньор Вискайно, должен вам сказать, что все ваши бумаги готовы!»

— Так быстро, — улыбнулся Вискайно, погладив золотистую, ухоженную, с проседью бородку.

— Конечно, — удивился Франческо. «Нас могут упрекать в бюрократии, сеньор Себастьян, но, — мужчина поднял бровь, — вы, же не обыкновенный проситель, для вас мы постарались ускорить дело».

— Вот же канцелярская крыса, — подумал Вискайно, глядя в бесцветные глаза чиновника, — у него, пыль, кажется, даже в морщинах лежит. Родился с пером в руке, с ним же и умрет, шпаги и в глаза не видел, наверное.