Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

Ставни маленькой опочивальни были распахнуты, и он услышал, зажигая свечу, шуршание моря — совсем рядом.

Мария скинула чепец, и, распустив косы, — оказалась в его руках, — маленькая, изящная, пахнущая цветами. Она шептала что-то, целуя его, тихо смеясь, и Дэниел вспомнил простую комнату в Картахене и то, как шелестели пальмы под жарким, томным ветром.

— Ты моя любовь, — он оторвался на мгновение от ее губ, и увидел глаза Марии — большие, доверчивые, — ничего не было в них, кроме счастья. «Господи, — подумала женщина, обнимая его, — как просто. Как музыка. Как будто я всегда это знала, как хорошо, Господи».

Она даже не поняла, когда это случилось, — все стало так, как надо, и они были вместе. «Как я счастлива, — сказала потом Мария, лежа на его груди, рассыпав вокруг золотистые косы. «И так будет всегда?»

— Всегда, — Дэниел притянул ее к себе поближе. «Вот прямо сейчас опять и будет, любимая.

Вот так, — он рассмеялся, почувствовав ее прикосновение, и устроил жену удобнее. «Не больно было?»

— Больно? — недоуменно спросила жена. «Нет, конечно, — она подняла лукавые глаза, — хотя я все ждала, тетя мне говорила…

— Тетя ей говорила…, - проворчал Дэниел, счастливо закрыв глаза, лаская ее волосы. «Вот так, — сказала Мария, на мгновение, прервавшись, полюбовавшись. «Мне очень нравится. А что с ним дальше делать, расскажешь?»

— Покажу, — он уложил жену на бок, и, поцеловав нежную шею, острые лопатки, добавил: «И потом еще кое-что сделаю, тебе понравится». Мария почувствовала его пальцы, и, застонав, раздвинув ноги, шепнула: «Еще, еще, пожалуйста!»

На рассвете, зевая, приподнявшись, целуя мужа, она сказала: «А теперь что?». Дэниел взял ее лицо в ладони и улыбнулся: «А теперь я тебя обниму, — всю, укрою одеялом, и ты будешь спать — долго. И я тоже. И буду держать тебя за руку. Только сначала…, - он легко усадил Марию на себя, — еще немного того, что я так люблю».

Она вся была — сладкая и мягкая, вся — его, и потом, слыша ее крик, ее прерывистое дыхание, стирая слезы с ее лица, он наклонил жену к себе. Целуя маленькую, снежно-белую грудь, он шепнул: «Нет, все-таки подождем со сном».

Мария оглянулась и подняла бровь: «Пожалуй, ты прав, я вижу что-то, что давно не пробовала».

— Давно, — согласился Дэниел, укладывая ее на спину, слыша в распахнутое окно шорох моря.

Он поцеловал ее ногу — от круглого, изящного колена, все выше, и, сквозь зубы сказал: «Нет сил, терпеть».

— А ты не терпи, — она закинула голову назад и скомкала пальцами простыню, выгибаясь, отвечая на каждое его движение, горячая, обжигающая, покорная. Потом она вцепилась сильными пальцами в его плечи и крикнула: «Люблю тебя!».

Они засыпали, держа друг друга за руки, и Дэниел, придвигая ее к себе, уткнувшись лицом в теплые волосы, тихо сказал: «Потом поедим, сходим на море, и вернемся сюда».

— Угу, — она поерзала, и Дэниел, найдя пальцами то, что ему было нужно, рассмеялся: «Вот, так и буду спать. Никуда тебя не отпущу».

— И не надо, — Мария свободной рукой натянула на них одеяло, и, заснула — прижавшись головой к его груди.

На кухне вкусно пахло кофе. Марфа сняла с очага котелок, и, разлив в кружки детей теплое молоко, весело сказала: «А сегодня поедем в деревню, будем кататься на лошадях».

— Хорошо, когда каникулы, — шепнул Стивен Тео, — только все равно — бабушка сказала, что с нами заниматься будет. И папа тоже».

— А мне надо играть, — озабоченно отозвалась девочка, разворачивая на коленях салфетку.

«Дедушка Майкл, — позвала она, — ешьте печенье!»

Волк отложил тетрадь с какими-то записями, и, улыбнувшись внучке, ответил: «С удовольствием!»

Парадная дверь стукнула и Матвей, вытирая ноги, сказал: «Свежие булочки и почта, пока мы вчера за свадебным обедом сидели, барк из Лондона пришел».

Он передал сестре вкусно пахнущий сверток и, посмотрев на письма, сказал: «Мне, тебе, Михайло Данилович, и тебе, Марфа, тоже».

Женщина посмотрела на печать с королевским гербом, и, решительно взломав ее, пробежала глазами записку.

Матвей увидел, как похолодели зеленые глаза, и подогнал детей: «Бегите, одевайтесь, сейчас уже и выходим».

Мерно тикали часы в гостиной. Марфа положила письмо на деревянный стол и тихо сказала: «Открытие» вернулось в Плимут».

— Мэри? — приподнялся Волк, положив свою руку на тонкие пальцы женщины.

— Они высадили Мэри, Генри и детей в шлюпку, — Марфа раздула ноздри и добавила, — и оставили в виду неизведанных берегов. Никто не знает — где.

Матвей перекрестился и тихо проговорил: «Может, и найдутся еще, Марфа, это же Мэри. На все воля Божья».

— Найдем, — поправила его сестра, и, вздернув острый подбородок, вздохнув, — вышла из кухни. Матвей услышал ее веселый голос: «Все готовы? А то лошади заждались!», и, взглянув на Волка, подумал: «Как это он так смотреть умеет? Будто лед, право слово.

Степан покойник так смотрел, бывало».

— Вот ты только, Михайло Данилович, — осторожно сказал Матвей, — туда отправляться не вздумай, ладно?

— А сие, — коротко ответил Волк, поднимаясь, — я сам решу.

Матвей проводил глазами его белокурую голову и, вздохнув, потянувшись за кофейником, пробормотал: «Вот же упрямец, прости Господи».

Петя Воронцов-Вельяминов спешился и, привязав лошадь к желтеющей березе, вышел на откос Волги. «Красиво», — юноша застыл, засунув руки в карманы кафтана. Волга текла на юг, — широкая, ленивая, и Петя, прищурившись, увидел на холме каменные стены кремля, а чуть подальше, на берегу Оки — золотые купола Благовещенского монастыря.

— Ничего, — юноша встряхнул рыжей головой, — сейчас с батюшкой съездим в Ярославль, соберем там ополчение, вернемся, а там уже, Великим Постом, и на Москву выступать будем. А Степа нас тут подождет, все безопасней.

Он оглянулся на мощный, высокий забор усадьбы у себя за спиной и, внезапно улыбнувшись, решительно подошел поближе.

За оградой раздался какой-то шорох и Петя позвал: «Марья!»

— Я тут, — услышал он девичий шепот. «Матушка на поварне, сейчас не выглянет. Уезжаешь ты? — нежный голос погрустнел.

— Сегодня, с батюшкой, — Петя сел на сухую траву, и, достав кинжал, просунув его в щель между бревнами, чуть пошевелил лезвием. Щель расширилась и он, увидев кончик белого, маленького мизинца, робко коснулся его. Девушка за оградой глубоко, прерывисто вздохнула.

— Как вернемся, сватов зашлю, — решительно сказал Петя, все не отпуская ее пальца.

«Слышишь, Марья?»

— Но мой батюшка…, - отчаянно, грустно прошептала она. «Федор Петрович тебе не разрешит, Петя, никогда!»

— То батюшка, а то — ты, — зло ответил юноша. «Мне девятнадцатый год идет, могу и сам жениться, Марья».