Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

Индианка вздохнула, и, перекинув на грудь толстую, темную косу, ответила: «Хочу, Мария.

Сама же знаешь — если бы я тогда, с капитаном Смитом, — красивые губы скривились, — обвенчалась, он бы меня не бросил. Наверное, — хмуро рассмеявшись, добавила Покахонтас.

— Джон не такой, — Мария воткнула иголку в одеяльце и положила свою маленькую, белую руку поверх смуглых пальцев девушки. «Он — как мой Дэниел, как его дядя, Питер, ну, которого ты Арокуном называешь, — он никогда, никогда тебя не оставит, и всегда будет любить».

— Любить, — хмыкнула Покахонтас, оглядывая опочивальню — с большой, под балдахином, кроватью, застеленной белым, отделанным простым кружевом, покрывалом, с кедровыми сундуками и шкапом, с маленькой колыбелью, что стояла рядом их креслами.

Мария вдруг покраснела и твердо сказала: «Да, любить. И ты его тоже».

— Я любила Смита, — Покахонтас принялась за шитье. «Очень любила, а теперь, — она помолчала, — уже и не знаю, смогу ли жить еще с кем-то».

Мария рассмеялась. «Я тебе расскажу. Я в мужа своего только после свадьбы влюбилась.

До венчания — ну, — женщина потянулась и положила ладонь на большой, низкий живот, — мне с ним интересно было, а потом, как там оказались, — Мария кивнула на кровать, — так сразу и влюбилась. И у тебя так будет».

— Это потому что ты до мужа никого не знала, — мрачно отозвалась Покахонтас, оправив скромное, темной шерсти платье.

— А меня, как Смит в Англию уехал, отец отсюда забрал и за вождя, своего союзника, замуж выдал. Потом убили его, а потом, — она вздохнула, — когда стойбище разорили, отец в горы ушел, далеко, не вернется больше. Меня сюда отправил и ушел.

— Да, — Мария чуть охнула, и поерзала на месте, — я помню, той весной как раз, что мы приехали.

— Болит? — озабоченно спросила Покахонтас, откладывая одеяло. «Позвать Джоан?»

Миссис Бенджамин-Вулф всунула в опочивальню укрытую чепцом голову и облегченно сказала: «Ну, заснул, наконец. Тео ему играла, играла, и задремал. Отец с ним отдохнуть пошел. Как ты, девочка?»

Мария поморщилась и, подышав, ответила: «Кажется, началось».

— Господи, — перекрестилась Джоан, — сейчас Маргарет позову, пусть сундуки и ящики открывает. Покахонтас, ты поможешь?

Девушка кивнула и услышала тихий голос Марии: «Я бы так хотела, чтобы ты у нас была крестной, Покахонтас. Ты же моя подруга, самая лучшая».

— Посмотрим, — хмыкнула девушка, аккуратно поднимая Марию с кресла. «Ты роди сначала, а потом — поговорим».

Мужчины медленно шли по дороге. Тео убежала далеко вперед, и Дэниел услышал ее звонкий голос: «Чарли, Маргарет, давайте играть в прятки!».

— Да не переживай ты так, — Джон Рольф похлопал друга по плечу. «Это же у тебя не первый ребенок, все будет хорошо».

— У Марии первый, — Дэниел наклонился и сорвал нежный, молодой табачный лист, размяв его в длинных пальцах. «Но не последний, — мужчина внезапно улыбнулся, — это я тебе обещаю».

Рольф помялся и сказал, глядя куда-то вдаль, на бесконечные ряды зеленеющих растений:

«Может, жена твоя потом поговорит с мисс Покахонтас, ну, когда ребенок родится. Не могу я так, Дэниел, не могу, — Джон вздохнул, — она же и не смотрит на меня, ну да, — мужчина набил трубку и закурил, — зачем я ей нужен?»

— Поговорит, конечно, — Дэниел посмотрел на опушку леса и сказал: «Пошли-ка, друг, вместо того, чтобы грустить, — половим рыбу, пока дети играют».

— Эти дети, — рассмеялся Рольф, — уже женаты.

— А, — Дэниел тоже улыбнулся, — я-то их помню, как им четырнадцать и двенадцать было. Мы вместе с Чарли строили дом для Вахунсонакока, ну, в старом его стойбище, что тем годом разорили, а Маргарет нам еду готовила. Ну, а потом старик Уильямс приехал, и миссис Джоан. Да и сколько они женаты, — Дэниел расхохотался, — вторую неделю.

— Чарли уже свой дом стал закладывать, — заметил Рольф, — и землю купил. Молодец, ничего не скажешь. Впрочем, — он вскинул на плечо удочку, — нам с тобой, Дэниел, еще тридцати не было, мы тоже — не старики.

Дэниел свистом подозвал большого, рыжего пса, что трусил за ними по дороге, и обернулся к Рольфу: «Ну, раз ты не старик — то давай — наперегонки с нами, к ручью!»

Матвей взглянул на разворот книги и улыбнулся: «Моему дорогому другу, месье Матье, с искренним уважением. Уильям Шекспир».

— Да, — подумал он, — как раз после представления «Бури» он мне его и подарил. Где же мы сидели? В «Белом Олене», правильно. А тут, — он поднялся и взглянул за окно на просторную, широкую реку, — тут театров не заведено. Ну, да это пока. И театры будут, и университет, и типографский пресс поставим. Надо, кстати, на совете об этом поговорить, а то Виргинская компания за каждую книгу дерет столько, будто они из золота сделаны. И учебники нужны, для детей, — он почувствовал сзади какое-то движение и обернулся.

— Нет, спит, — Матвей наклонился над колыбелью и полюбовался спокойным личиком мальчика. Из-под чепчика выбивались черные, как смоль волосы, но дитя было белокожее — в мать. Длинные, загнутые ресницы чуть подрагивали. Глаза у мальчика были красивые, ореховые.

— Растет, — Матвей полюбовался сыном. «И крупный он какой, семь месяцев, уже и ползает.

Осенью и пойдет, наверное. Господи, ну дай ты мне еще, — Матвей вдруг улыбнулся, — ну хоть полтора десятка лет еще. Никита Григорьевич чуть до сотни не дотянул, может, и у меня получится.

Дэвид зевнул и, покрутив головой, опять задремал. «На Митьку похож, — вдруг подумал Матвей. «Жалко, что так не назвать было. Но все равно — в честь царя Давида, помяни Господь кротость его, тоже хорошо. Мария-то с Дэниелом своего Теодором окрестят. Или Мартой, если девочка. Ах, Марфа, Марфа, — он, едва дыша, осторожно, поправил на ребенке одеяльце, — увидишь ли ты своего Федю? Поляков-то выгнали из Москвы, новый царь там теперь будет, мальчишка, а о Федоре и Лизе так и не слышно ничего. Ну да, торговли нет, корабли не ходят, не с кем письма посылать».

Дверь чуть скрипнула, и Матвей услышал озабоченный голос жены: «Как вы тут?»

— Справляемся, — хохотнул Матвей, и спросил: «Что там Мария?»

— Да все хорошо, — Джоан оглядела опочивальню и, взбив подушки, разогнувшись, добавила:

«Уже скоро внука увидим. Ну, или внучку. Там Покахонтас пока с ней».

— Иди-ка сюда, — ласково велел Матвей, и посмотрев на сына, сказал: «Спит, ровно ангел».

Джоан взяла руку мужа и поднесла к своей мягкой, теплой щеке. «А вот сейчас проснется, — Матвей тихо рассмеялся, — и есть запросит».

— Спасибо, — вдруг сказала Джоан, так и не выпуская его руки. «Спасибо, Мэтью».

— Заладила, — проворчал мужчина и подтолкнул ее к двери. «Сейчас не только он проголодается, — Матвей кивнул на младенца, — но и все остальные с прогулки вернутся, за стол сядут, пусть там Покахонтас приготовить что-нибудь, перекусить».