Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

— Как Бог даст, Хаим — женщина вздернула черную бровь и не выдержала — тихонько рассмеялась.

— Я с тобой посоветоваться хотел, — рав Горовиц помялся и сел на свою кровать.

Мирьям зорко взглянула на него, и, забравшись под шелковое одеяло, поправив платок на голове, велела: «Говори».

Она внимательно слушала, подперев острый подбородок кулачком, а потом сказала: «И ничего тут трудного нет, Хаим. Напишешь письмо амстердамскому раввину, и пусть ребенок там останется. А насчет ее родителей можно не беспокоиться — Мирьям улыбнулась, — они поймут».

— Но как же, — недоуменно сказал муж, — у твоей племянницы маленький сын, и Элияху там будет жить, неудобно же…

— А она не будет жить у моей племянницы, — Мирьям взбила подушку, — она будет жить у Кардозо. Дон Исаак и донья Хана только порадуются, поверь мне. Так что завтра вечером, после шабата, садись и пиши.

— Хорошо, хорошо, — торопливо согласился муж, раздеваясь, и вдруг, грустно, сказал: «Я так по тебе скучаю, милая».

— Ничего, — Мирьям улыбнулась, скользнув под одеяло, зевая, взбивая подушку, — мне кажется, Хаим, что следующим годом эта колыбель опять закачается, а?

— На все воля Божья, — напомнил ей муж, и они оба рассмеялись.

Мирьям подождала, пока он заснет, а потом, неслышно встав, подойдя к раскрытым ставням, прислонилась виском к нагретому за день дереву.

— Такой же, как и был, — неслышно сказала она. Женщина сжала длинные, ухоженные пальцы, — до боли, до хруста, и одними губами шепнула: «Прощай».

В кабинете рава Горовица были раскрыты окна, и Федор, услышав крики мальчиков со двора, вдруг улыбнулся: «Хорошо тут, и Петру, и Степе, все-таки они оба — совсем юнцы еще. Вон, в мяч играть задумали».

— Пан Теодор, — услышал он голос раввина, — вы понимаете, это, как бы сказать, не очень обычная вещь…

— Понимаю, — согласился Федор, и принял от него письма. «Ну что я вам могу сказать, рав Горовиц — если дочь наша так решила, то мы с женой ей преград ставить не будем».

Он оглянулся на Лизу, и, та, вздохнув, незаметно вытерев слезу, сказала: «Все-таки госпожа Мирьям — моя кузина, дочь дяди моего, семья. Я за Марию спокойна буду. Ну что делать, — женщина покачала головой, — раз уж все так сложилось».

— Делать нечего, — согласился Федор и вдруг подумал: «Надо Лизе о мальчике сказать. Но не сейчас, не сейчас, сначала я матушку увижу, посоветуюсь с ней. А вдруг у Петьки не получится? Самому бы, конечно, все сделать, но опасно мне на Москву возвращаться — сейчас дали уехать, пока неразбериха эта, с регентским советом, а потом, как царь сам править начнет — могут и не выпустить».

— Но мы, же ее сможем видеть, рав Горовиц? — осторожно спросила Лиза.

— Ну конечно, — тот даже удивился. «Это же ваша дочь, как была, так и будет. Просто, — он усмехнулся в мягкую, каштановую бороду, — ваши внуки будут евреями».

Федор почесал рыжие кудри и тоже улыбнулся: «Главное, чтобы они людьми были, настоящими, рав Горовиц, а остальное — он махнул рукой, — неважно. Я тоже — наследником престола был, ну, да еще совсем ребенком, а видите, как получилось. Пойдемте, — он поднялся, — я велел рабочим к синагоге прийти, покажу вам, что мы делать будем».

Уже в передней Лиза вдруг замедлила шаг и, лукаво улыбнувшись, сказала мужу на ухо: «А другая моя кузина — королева Франции».

— Я помню, — Федор чуть шлепнул ее пониже спины, — ваше высочество.

Она вышла на крыльцо, и, провожая мужа глазами, увидела, как он, отбив тряпичный мяч, усмехнулся: «Если кто хочет немного руками поработать, чтобы ваша синагога еще красивее стала — так пошли!».

Мальчишки ринулись за ним, и Лиза, почувствовав сзади кого-то, не глядя, обняла дочь.

— Вы на меня не сердитесь? — раздался тихий, взволнованный голос.

— Главное, — Лиза наклонилась и поцеловала теплый, каштановый затылок, — чтобы ты была счастлива.

Марья оправила шелковое, темно-синее платье, и, прижавшись головой к боку матери, сказала:

— Пойдем, посмотрим на маленькую Хану. Так свекровь пани Мирьям звали, покойную, она мне сказала. А Элияху учится, весь книгами обложился, — девочка весело рассмеялась.

— Пойдем, — Лиза протянула дочери руку, и они зашли в дом.

Питер Кроу стоял на пристани усадьбы, и, вглядываясь в широкую, сверкающую под еще теплым, осенним солнцем, Темзу — улыбался.

— Четверо, — тихо рассмеялся он, засунув руки в карманы скромного, черного камзола.

«Господи, разве я мог подумать? Тридцать лет, и уже четверо детей».

Он, прищурившись, посмотрел на здания складов «Клюге и Кроу» на противоположном берегу Темзы и опять улыбнулся. «И в Марокко мы отлично съездили, — подумал Питер.

«Конечно, надо ставить факторию в Африке, на том южном мысе, и оттуда — идти дальше. И в Сурат кого-то посылать, постоянным представителем от компании. Правильно его величество сказал — пока на индийской земле не начнут рождаться наши дети, нечего и думать о том, чтобы Индия стала нашей».

— Любуешься? — раздался сзади тихий голос.

Питер, не оборачиваясь, протянул руку и спросил: «Как там наши жены?»

— Все хорошо, — Джон потянулся, и, закинув руки за голову, добавил: «Миссис Мияко с Анитой приехали погостить, все-таки шестеро детей — не шутка, помогают. Что, нет еще миссис Марты?»

— Там адмирал наверняка Стивена за руль посадил, — усмехнулся Питер, — и сейчас рассказывает ему, как правильно держать лодку в галфвинде. Насчет твоих планов, об этом острове на Карибах..

— Это мы с тобой вечером посидим, — Джон наклонился, и, окунув руку в прохладную воду Темзы, спросил: «Уильям этой неделей отплыл?»

— Да, — Питер внимательно посмотрел на собеседника и сказал: «Джон…»

Тот, выпрямившись, положив руку на шпагу, вздохнул: «Сейчас октябрь, Питер, они давно должны были вернуться».

— Начало октября, — упрямо заметил мужчина. «И ты же сам слышал, лето было плохое, ветреное, со штормами».

Джон ничего не ответил, и, поднимаясь по каменной лестнице к дому, сказал: «Я с Джованни сейчас поработаю, он тоже — скоро на континент отправляется, а потом — к вам на обед придем».

Он посмотрел сверху на каштановую голову Питера, и, вздохнув, выйдя на двор усадьбы Кроу, подумал: «Надо самому съездить в Амстердам, привезти маленького сюда. Полтора года ему уже, пусть в семье растет».

Джон помахал рукой мистрис Мак-Дугал, что стояла на каменных ступенях крыльца, и крикнул: «Я слышал, у вас ветчина сегодня, с каштанами и яблоками?»

— И сидр свежий, мистер Джон, — отозвалась та. «Не опаздывайте!»

— Ни в коем случае, — ответил тот, и, открыв ворота, выйдя в полуденную толпу на Бишопсгейт — повернул к собору Святого Павла.

Питер подал матери руку, и та, подобрав пышные, темно-зеленые, шелковые юбки, рассмеялась: «Ну, все в порядке, окрестили новую мисс Смолл. Хорошенькая девочка, на маму похожа. И волосы темные, и глазки. Маленькая, но, миссис Стэнли говорит, крепкая.