Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 3

— Выдавай нам своего вора, — издевательски велели с крыльца, — тогда и поговорим!

— Я сейчас к ним спущусь, — вздохнул Басманов, — а вы, государь, — идите к царице, успокойте ее.

— Где мой меч? — сквозь зубы спросил Дмитрий, и, выругавшись, — вырвал алебарду у охранника, что стоял на лестнице.

— Меня так просто не убьешь, — он презрительно выпятил губу, и подтолкнул Басманова:

«Идите».

Дверь медленно открылась, толпа отхлынула, и Федор услышал жалобный голос воеводы:

«Православные!»

Татищев сплюнул и, спешившись, вразвалочку, взошел на крыльцо. Басманов стал, пятясь, отступать, толпа заревела: «На кол его!», и Татищев, засучив рукав поношенного кафтана, одним ударом кулака сломал ему нос.

Воронцов-Вельяминов, пройдя сквозь расступающихся людей, взяв кричащего, хватающегося за кровавую кашу лица, Басманова, поставил его на колени.

— Спасибо, Федор Петрович, так и держите его, — попросил Татищев и стал медленно перепиливать Басманову горло. Кровь потоком хлынула на крыльцо и толпа возбужденно воя, стала выкрикивать: «Смерть еретику!»

Дмитрий услышал, как опускается засов на двери опочивальни и, выглянув в окно. Труп Басманова, — с раздавленной, расколотой головой, был втоптан в пыль на дворе. Толпа ломала двери дворца.

— Если побежать по галерее, — спокойно подумал Дмитрий, — то можно спастись. Дворец не достроен, там леса, спущусь по ним, затеряюсь в толпе и уйду в Коломенское. Там Болотников, поможет. Ничего, еще погуляем, — он отбросил алебарду, и, услышав, как рухнули двери крыльца, — бросился бежать.

— Так, — обернулся Шуйский к Воронцову-Вельяминову, когда толпа хлынула во дворец, — ты, Федор Петрович, иди, присмотри, чтобы с государыней, — Шуйский издевательски усмехнулся, — ничего невместного не сделали, а то потом хлопот с выкупом не оберешься. А ты, Михайло Никитич, найди ее отца. Как вместе они будут — в Разбойный приказ их отвезите, в подвал, пусть там пока сидят.

С Житного Двора, где были кремлевские амбары, донесся восторженный крик: «Он живой, сука! Спрыгнул с лесов, грудь себе разворотил, руку сломал, — но живой!»

— Подождет государыня, не денется никуда, Василий Иванович, — рассмеялся Воронцов-Вельяминов. «Пойдемте, истребим это отродье раз и навсегда».

Вокруг стонущего человека стояла возбужденная толпа. Кто-то, выматерившись, крикнул:

«Кончать его, суку!»

— Водой облили, государь, — обращаясь к Шуйскому, услужливо сказал кто-то из стрельцов.

Дмитрий кричал, закусив посиневшие губы: «Больно! Больно как! Я сын царя Ивана, оставьте меня! Я его сын!»

— А инокиня же Марфа тут, неподалеку, — задумчиво проговорил Шуйский, — она же из Новодевичьего в Вознесенский монастырь днями перебралась, ну-ка, сбегайте кто-нибудь к ней, через площадь, спросите, это ли ее сын.

— Василий Иванович, — еле слышно сказал ему на ухо Татищев, — сами же знаете…

— Знаю, — безмятежно ответил Шуйский, — не волнуйся, Михайло, вон она, смотрит, — Шуйский вскинул голову и указал на высокую, тонкую фигуру в черной мантии. Инокиня Марфа стояла у окна монастыря. «Ты в Угличе не был, а я был. Вспомнит она набат, вспомнит».

Били, гудели колокола кремлевских соборов, и стрелец, в мгновение ока, вернувшись, махнул рукой: «Вдовствующая государыня сказала, что ее сын был в Угличе убит!»

Шуйский шагнул, и, наступив подошвой сапога на сломанную руку Димитрия, — раздался сухой треск и раненый страшно, по животному, завыл, — велел: «Кончайте с ним!»

Федор выстрелил из пищали в слепо ползущего куда-то человека, и, засунув пистолет за пояс, приказал стрельцу: «Алебарду сюда давай!»

Шуйский задумчиво посмотрел на исколотый пиками труп Дмитрия и сказал: «Людям понравится, коли они с Басмановым на Красной площади полежат. Я распоряжусь, а вы, бояре, Мнишеков собирайте, как и договорились.

Воронцов-Вельяминов кивнул и, оскальзываясь в лужах крови, пошел к изломанному, разбитому дворцовому крыльцу.

Марина забилась в угол опочивальни и выглянула наружу — толпа, взяв полуголый труп мужа за ноги, волочила его в сторону Фроловских ворот.

Кто- то крикнул: «Басманова тоже тащите, под стол его там кинем, в навоз». Тело воеводы прокололи вилами, и здоровый мужик, выматерившись, подняв его, понес вслед за толпой.

Девушка оглянулась и взвизгнула — дверь опочивальни, треснув, упала внутрь. Она увидела мощную фигуру, что стояла на пороге, и выдохнула, схватившись за жемчужное ожерелье, что лежало поверх бархатного, богатого опашеня: «Пан Теодор!».

Он хмуро оглядел палаты, и, махнув рукой стрельцам, что стояли сзади, велел: «Дверь на лестницу закрыть и никого не пускать сюда!»

— Пан Теодор, — пробормотала она, тяжело дыша. «Пан Теодор, наконец-то!».

Он отшвырнул обломки двери и сказал: «Так, пани Марина. Сейчас найдут вашего отца, опосля чего вас отвезут в Разбойный приказ, а оттуда — в ссылку, куда новому государю угодно будет».

Мужчина подошел, и, брезгливо поморщившись, — она даже не успела отпрянуть, — сорвал с ее шеи жемчуг. «Наворовали, суки, — сказал он. «Все сие, — он обвел рукой опочивальню, — оставите здесь, в казне денег нет, а вы золотом с головы до ног обвешаны».

От него, — Марина вдохнула, — пахло свежей кровью и порохом. «Как в Самборе, — подумала девушка, пытаясь устоять на ногах. «Тогда у него тоже была кровь под ногтями, после охоты».

Ее рука потянулась к серебряным, маленьким пуговицам опашеня. «Пан Теодор, — она опустилась на колени, — пан Теодор, ради вас я все, что угодно сделаю. Мы можем обвенчаться и царствовать, вы и я вместе…»

Красивые губы изогнулись в презрительной усмешке. «Коли я захочу, пани Марина, — сказал он, глядя вниз, на сброшенную кику, на струящиеся по плечам черные косы, — я вас сейчас на площадь Красную выведу, там охотников на ваши прелести много найдется. А про венец царский забудьте — вы обманом его получили. Сбирайтесь, впрочем, — он усмехнулся, — в тюрьме вам немногое понадобится».

— Пан Теодор, — она поползла за ним, плача, припав губами к его сапогу, — я прошу вас, не надо, я вас люблю, вас одного, и буду любить всегда!

— Сие мужа вашего покойного кровь, — сказал он, рассмеявшись, — что вы с моих подошв слизываете.

Мужчина наклонился и, взяв ее за подбородок железными пальцами, сказал: «Сейчас возок за вами пришлют, с решетками, и через задний двор вывезут. Потому как стоит вам, пани Марина, на Красной площади появиться — он рассмеялся, — оттуда вы живой уже не выйдете.

Всего хорошего, — он вышел, не оборачиваясь, и коротко приказал что-то стрельцам.

Марина, было, рванулась за ним, но, в передней было пусто, и, посмотрев в щель двери, она увидела на лестнице стрелецкий караул.

Девушка, опустившись на пол, засунув в рот рукав опашеня, зарыдала — тихо, отчаянно, раскачиваясь из стороны в сторону.