Эмилио Сальгари - Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник)

Фэнг спал в той же палатке мертвым сном, и тщетны были все усилия Лакон-Тая разбудить утром верного оруженосца: ясно было, что Фэнг опоен или отравлен каким-то зельем.

Но что же случилось с молодым европейцем?

Это выяснилось только впоследствии.

Он же лично ничего не знал, ничего не понимал.

В роковой вечер он заснул в лагере. Сквозь сон он как будто слышал, что кто-то приблизился к нему, но подумал, что это Фэнг. Впрочем, ему мерещилось, что это не Фэнг, а Копома, лоцман и проводник. Потом доктор почувствовал укол, словно один из бесчисленных москитов спустился на плечо и принялся за свою работу. Потом все исчезло. А когда доктор очнулся, он с изумлением увидел себя на речном просторе, в лодке, наполненной вооруженными дикарями, в которых он по описаниям узнал представителей одного из родов племени стиэнгов, обитающих в окрестностях озера Тули-Сана. И, схватившись за пояс, европеец убедился, что он совершенно безоружен и беззащитен. А лодка, подгоняемая ударами весел, быстро мчалась в неведомые дали, и кругом доктора сидели странные люди с бронзовыми лицами, блестящими глазами и курчавыми волосами. Они переговаривались между собой на непонятном европейцу наречии, временами хохотали, кривлялись, потом делались серьезными и как будто испуганно оглядывались назад, туда, откуда они приплыли, словно опасаясь погони и нападения.

Все попытки доктора сговориться с похитителями оказались тщетными; вождь дикарей твердил одно: что он получил от какого-то «великого вождя» спящего врача с поручением, не причиняя ему никакого вреда, отвезти его далеко-далеко от берегов Тули-Сана и потом выпустить на свободу. Напрасно Роберто грозил похитителям гневом императора Сиама, вмешательством европейских консулов, дикари твердили:

– Сиам – далеко. Император здесь бессилен. Мы – стиэнги. Мы – вольные люди и мы никого и ничего не боимся!..

Перед вечером среди стиэнгов начало водворяться беспокойство: надвигалась гроза, река шумно катила свои мутные волны, ветер дул порывами, в лесу по берегам шел гул.

Стиэнги поторопились пристать к берегу, где стоял не то лагерь, не то покинутый поселок, и поместили Роберто в одной полуразрушенной хижине, предоставив ему свободу устраиваться, как он хочет.

Европеец был слишком утомлен пережитым и скоро заснул свинцовым сном. Смутно слышал он отчаянные крики, грохот громовых раскатов, смутно видел блеск молнии, потом его тело вдруг все было охвачено волной холода, он моментально очнулся и вскрикнул в ужасе: вокруг колыхалась и бурлила вода, грозя разрушить и снести хижину. Река внезапно разлилась и затопила лагерь стиэнгов раньше, чем дикари успели предпринять что-либо, и теперь один Бог только ведал, куда унесло стиэнгов бурными волнами…

Но Роберто не растерялся: жизнь в тропических странах, полная неожиданностей и катастроф, давно приучила его быть готовым ко всему, ни перед чем не останавливаться, всегда быть настороже. О том, чтобы отыскать какую-нибудь лодку, нечего было, конечно, и думать, но разве нельзя заменить лодку тысячью предметов? Лишь бы они держались на воде. Весло можно заменить палкой, шестом…

Пять минут спустя бурный поток мчал Роберто Галэно вниз по течению, туда, откуда утром он прибыл со стиэнгами.

Грохотал гром, молнии бороздили небосвод, ревели волны разбушевавшейся реки, каждую минуту бездна могла поглотить смелого пловца, доверившего свою жизнь странному судну: это попросту была охапка тростника, служившая Роберто Галэно ранее ложем, а теперь обращенная в своеобразный утлый плот. Плот то и дело грозил развалиться, поток вертел его, швырял, проносил под нависшими над водой ветвями деревьев и увлекал на середину фарватера, и кругом плота вскипали верхушки яростных волн, крутились водовороты, а Роберто напрягал все свои силы, чтобы удержаться на поверхности и не свалиться в бушующие волны…

Туман, полупрозрачный, белесоватый, клубящийся и расплывающийся причудливыми нитями, носился над дремучим лесом, прорезанным бурным потоком.

Фантастическими казались очертания гигантских тэковых деревьев в призрачном свете раннего утра, и таинственными, зловещими и тревожными казались голоса леса.

Казалось, лес переполнен призраками…

Они снуют, они мечутся из стороны в сторону, они чего-то ищут.

– Кра-а! Кра-а-а!

Чу! Шорох крадущихся шагов, треск сломавшейся под ногой ветки, плеск воды, словно туда упало тяжелое тело.

Потом раздается свист, как будто раздраженная змея шипит, увидя врага, кто-то вскрикивает отчаянным голосом, полным смертельной тоски и ужаса.

А с вершины скалы, повисшей над речной бездной, несется в ответ какой-то вопль дикого торжества…

И опять у подножия скалы мечутся призрачные тени и слышатся тревожно перешептывающиеся голоса.

Около полудня туман рассеялся, воздух очистился. И тогда летавший над этим местом лесной коршун увидел тех, кто на рассвете оглашал воздух криками, напоминающими крики большого тукана: на скале находилось двое людей, один из которых был человек белой расы, европеец, другой – высокий мускулистый воин-стиэнг. У белого в руках сверкал тяжелый малайский меч, а у стиэнга был огромный лук, посылающий на большое расстояние несущие весть о смерти стрелы.

Там, внизу, под скалой, расположились станом другие воины, все вооруженные луками, стрелами, копьями и щитами. Они окружили скалу со всех сторон, отрезав для осажденных выход и к реке, и к прибрежному лесу. Но как только кто-нибудь из них пытался приблизиться к скале, с ее вершины слетала оперенная вестница смерти, острая стрела стиэнга, и тогда над рекой проносился вопль пораженного насмерть человека…

Так прошло несколько часов.

Но тому, кто знал условия местной жизни, должна была прийти в голову мысль, что такая борьба между двумя людьми с одной стороны и целой толпой вооруженных воинов – с другой не могла затянуться по очень простой причине: в распоряжении стиэнга должен был иметься лишь известный запас стрел, который не мог возобновляться. Каждый выстрел, удачный или нет, уменьшал запас на одну стрелу. Рано или поздно стрелок должен был остаться безоружным и беспомощным…

Это сознавали и осажденные, и осаждающие. И последние терпеливо ожидали, когда настанет вожделенный момент, чтобы броситься на первых.

Однако около полудня произошло нечто из ряда вон выходящее: на вершине скалы показался во весь рост стиэнг, размахивая какой-то тряпкой.

– Ты сдаешься? – послышался крик снизу.

– Татоо не сдается живым! – гордо ответил стиэнг.

– Чего же ты хочешь?

– Твое имя Карруа, вождь кайанов? Я убил в прошлом году твоего брата!