Зигфрид Обермайер - Храм фараона

— Он им не является! — вырвалось у Мерит.

Рамзес недоверчиво посмотрел на нее:

— Как это не является?

— Я имею в виду, это мой ребенок, и отец ему не нужен. Пока она маленькая, она принадлежит только мне. Я не люблю Сети, он мне не нравится. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Поэтому он не должен быть отцом моего ребенка. Неферури принадлежит только мне!

— Ах, Мерит, ты всегда была своевольной, с раннего детства. Может быть, поэтому ты особенно нравилась мне. Но сейчас ты женщина, ты должна жить в мире со своей семьей, как предписывают нам боги. Ты же вышвыриваешь Сети из семейного круга, как будто он не принадлежит тебе, ты не хочешь даже считать его отцом своего ребенка. Не может же бедняга быть всегда только воином, хотя он и является одним из лучших моих военачальников. Он хочет отдохнуть дома от своих обязанностей, почувствовать себя уютно…

Мерит насмешливо улыбнулась:

— Не жалей его слишком, отец. Для Сети этот брак был таким же неожиданным, как и для меня. Однако он ему польстил и принес ряд преимуществ, мне же он был навязан.

— Чтобы отвлечь тебя от Пиайя и восстановить именем Маат божественный порядок, которому все должны покоряться — от царя до полевого раба. Я не хочу тебе ничего приказывать, потому что ты взрослая и наш с Нефертари первенец. Но я прошу тебя: обращайся в будущем с Сети не как с нежеланным чужаком. Я позабочусь о том, чтобы он извинился перед тобой, и больше подобное не повторится.

Мерит склонилась и поцеловала руку отцу:

— Благодарю тебя, Богоподобный, да будь жив, здрав и могуч.

Рамзес быстро отнял у нее руку:

— Не будь такой официальной, я хочу тебе только хорошего.

Незамун, тучный правитель двора царицы Изис-Неферт, теперь видел цель. С того момента, когда госпожа пообещала похлопотать о сане верховного жреца Амона для него, бывший жрец-чтец старался действовать совсем в ее духе. Его теперь часто видели в большом дворе дворца, торопливо снующим туда-сюда.

Его чистосердечие вызывало доверие, его открытое для каждого ухо сделало его всеобщим любимцем, и так как он всех, кто стоял выше него, встречал со спокойным уважением, без подобострастия, то не доверяли ему только немногие.

К этим немногим принадлежала Мерит, манера поведения которой, чуждая всякой лжи и притворства, вселяла неуверенность в тучного лицемера. Он чувствовал, что она видит его насквозь, и по возможности избегал любой встречи с принцессой.

В остальном он не чурался никого, глаза и уши у него были постоянно открытыми, а поскольку царский дворец полнился слухами и сплетнями, лишь немногое оставалось от него скрытым. Он слышал о ночном нападении принца Сети, а также о планах фараона в отношении Кефтиу, о том, что принцу Монту предназначалась роль посла. Конечно, другие также это знали, но не придавали этому особого значения и, немного поболтав об этом, снова возвращались к своим делам. У Незамуна была цель, и он не забыл совет своей госпожи: «Проникай в их круги, натравливай их друг на друга, возбуждай беспокойство, распространяй сплетни…»

Нет, он этого не забыл и, к своему удивлению, понял, как быстро распространяются сплетни и как легко бывает возбудить беспокойство. Старый толстяк Незамун быстро сориентировался. Он знал, что со спокойными и довольными людьми мало что натворишь, и поэтому никогда не обращался прямо к наследному принцу, что было бы, безусловно, трудно. Он сеял ядовитые семена на подходящей для этого почве, потому что было нетрудно усилить недовольство и без того недовольного человека. Одним из менее счастливых при дворе в Пер-Рамзесе был принц Монту. Ему не нравилась дворцовая суета. Она была ему противна. Все приобретенные в пустыне навыки здесь ничего не значили, и, если он и был мастером в хитростях и притворстве, это были навыки другого рода. Существовала разница между тем, чтобы в ловушку завлечь врага в пустыне или вчерашнего друга при царском дворе. Он чувствовал себя запертым, несчастливым и ненужным. Он все еще ждал царского решения по поводу посольства в Кефтиу, спрашивал об этом даже Парахотепа, но ответ был одним и тем же:

— Терпение, терпение. У Благого Бога есть и другие дела.

Единственным отдыхом для Монту была охота, но здесь, в болотной Дельте, он никогда не охотился и его не прельщала перспектива каждый раз при охоте на птиц по пояс погружаться в ил. Как это отличалось от охоты в пустыне, когда летишь верхом на лошади в золотом облаке пыли, подобно богу. Здесь лошадей едва использовали, охотились пешком или на легких папирусных лодках, которые всегда переворачивались в самый неподходящий момент. Несмотря на это, Монту охотнее бывал на воздухе и погружался в трясину, чем бегал по дворцовому кварталу, подобно пойманному шакалу. Он ни к кому не присоединялся, ни к кругу наследного принца Енама, ни к Рамозе и его друзьям, хотя с ними он и чувствовал себя полегче, потому они с радостью принимали каждого сторонника. Но Монту не беспокоился об этом, был немногословен, необщителен, поэтому его вскоре оставили в покое. Он и так скоро должен был исчезнуть в Зеленом море.

Незамун упорно, но не надоедая, пытался сойтись с ним, и, когда принц узнал его ближе, он заключил с этим полным понимания и общительным человеком что-то похожее на дружеский союз. Иногда вечерами они болтали за кувшином вина, и тучный жрец быстро отыскал причину недовольства Монту. Он выказал себя полным сочувствия к сыну пустыни, лишенному своих корней, и начал аккуратно воздействовать на него.

— Сегодня мне так хочется пить, мой друг, что я прошу тебя составить мне компанию за вторым кувшином вина. Я неохотно пью один.

Монту обрадованно кивнул:

— Хорошо.

Он дал знак слуге. Они сели в саду Дома принцев, где жили взрослые сыновья царя, пока не обзаводились своими семьями. Одновременно это был дом для гостей, принимавший родственников царя, которые не жили в Пер-Рамзесе. С тех пор как участники семейного торжества отбыли восвояси, здесь царил покой почти опустевшего дома.

Оба мужчины подняли свои бокалы и выпили. Внезапно Незамун спросил:

— А ты хоть знаешь, мой принц, где точно находится этот таинственный Кефтиу? Я охотно послушал бы о нем побольше.

Монту горько рассмеялся:

— Я тоже! Сначала мне оказывают почести и радуют тем, что его величество хочет доверить мне руководство этим предприятием. Между тем, я уже почти думаю, что…

По лицу Монту скользнуло что-то вроде гнева или злости.

— Ну? — подбодрил его Незамун. — Что ты почти думаешь?

— Я полагаю, что это дело бесперспективно. Может быть, этого Кефтиу уже нет, но он не дает царю покоя. Думаю, Богоподобный не хочет подвергать опасности этого длинного путешествия одного из законных принцев, и его взгляд обратился к сыновьям наложниц. Почему именно я?