Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая

— А если сын? — девушка шутливо подтолкнула Салли.

— Тогда Дэниелом, — серьезно сказала негритянка. "Мистер Вулф обещал матушку Ната из рабства освободить, так, как положено — по суду".

Марта покачала спящего сына: "Багаж мой уже на корабле, так что сейчас отобедаем у Эстер, выпьем за здоровье новобрачных, и проводите меня в порт".

— Давай его сюда, — велела миссис Франклин. Марта, оглянувшись на остальных, встав на цыпочки, тихо спросила акушерку: "А ваша дочка, миссис Франклин, думаете, найдет этого Кинтейла?"

Серые глаза подернулись грустью. Акушерка, пристроив спящего Теодора на плече, вздохнула: "Говорила я Джейн — оставайся со мной, в Бостоне. Но не может она в городе жить, им тут плохо. А так, — они медленно пошли за молодыми, — лето впереди. Джейн сказала — к зиме принесет вести какие-нибудь. Жалко его, — кивнула миссис Франклин на русую голову Дэниела, — надо было Мирьям самой ему сказать, что не по пути им. Придумал себе того, чего не было".

Марта вспомнила подсвечник, что дрожал в его руке: "Да, это вы правы, миссис Франклин".

— Мирьям, — вдруг улыбнулась пожилая женщина, — ей другой человек нужен. Может, и найдется она еще.

— А какая найдется? — миссис Франклин увидела голубые, холодные глаза лорда Кинтейла. "Он же без жалости человек. Не пощадит Мирьям, если опять случится, такое, как, было уже с ней".

Миссис Франклин на мгновение закрыла глаза. Марта озабоченно спросила: "Что такое?"

— Ничего, — сварливо ответила акушерка. "Ты настойку от кашля положила в багаж?"

— Тедди и не кашлял ни разу, — удивленно ответила Марта.

— Все-таки через океан плыть, и в Лондоне, — тоже сыро бывает, — миссис Франклин поставила зевающего Тедди перед калиткой дома Горовицей. Тот радостно сказал: "Есть!"

— Вот сейчас и поедим, — заверила его Марта, проходя в дом.

Корабль медленно выходил из гавани. Дэниел, оглянувшись на черепичные крыши Бостона, улыбнулся: "Натаниэль и Салли в комнаты побежали. Теперь дня три их не увидим, наверное".

Эстер помахала Марте, что стояла на корме: "Она тоже — все равно, что вдова. Господи, только бы все хорошо было, с ней и с маленьким".

— Чаек кормить! — потребовала Констанца, что держалась за ее руку.

— Мне к пациентке надо, милая, — вздохнула Эстер. "Ты же слышала, там двойня, миссис Франклин прямо с обеда вызвали".

— Если хотите, я ее отведу, — улыбнулся Дэниел. "Потом тоже — присмотрю, пока вы не освободитесь".

— Расскажете мне о конституции, — велела Констанца. Она вприпрыжку побежала к лестнице, что вела к морю.

— Спасибо, — Эстер взглянула на Дэниела. Тот, покраснел: "Ну что вы. Я же вам говорил — я все для вас сделаю, всегда".

— Да, — тихо отозвалась женщина. Не оборачиваясь, она пошла по набережной. Дэниел все следил за ее черным платьем. Потом она смешалась с толпой, и он услышал крик Констанцы: "Дядя Дэниел, идите сюда! Корабль еще видно".

Дэниел посмотрел на океан — белые, чуть золотящиеся под вечерним солнцем, паруса растворялись в бескрайнем, синем пространстве, воды.

Он постоял еще немного, глядя вдаль, и стал спускаться на берег. Констанца, смеясь, убегая от легких волн, что набегали на камни — разбрасывала хлеб для чаек.

На чистой, вымощенной улице, под легким ветром с моря, шелестели пальмы. Деревянные ставни лавок начали открываться, хозяин кафе вынес на улицу плетеные стулья. Увидев мужчину, что заворачивал за угол, он крикнул: "Дон Хосе! Стаканчик лимонада"!

Мужчина — высокий, широкоплечий, с темной, аккуратно подстриженной бородой, улыбнулся, и присел за стол: "Только если вы, дон Мигуэль, выпьете вместе со мной".

— Кофе сделаю, такой, как вы любите, — пообещал хозяин: "Волшебник вы, дон Хосе, колени и не болят вовсе, прошла подагра. Жалко, что вы на Кубу возвращаетесь".

Дон Мигуэль ушел варить кофе. Иосиф взглянул на кресты собора: "Хватит. Полгода тут сидим, с этой войной прямо во Флориду корабли не ходят. Хоть денег скопили. Доберемся до Кубы, а там уже будем думать — как в колонии попасть".

— Когда я кафе открывал, — дон Мигуэль поставил на столик медный поднос, — на меня все пальцами показывали, — не приживется такое, в Новом Свете. Все же не Европа. А видите — люди ходят, не все же в тавернах сидеть. Скоро шахматы заведу, карты и газеты.

— Но дам все равно, — усмехнулся Иосиф, отпив тягучего, черного кофе, — пускать не будете.

Дон Мигуэль всплеснул руками: "Что вы! Это же неприлично, святые отцы, — он показал глазами в сторону крыши Дворца Инквизиции, — сразу кафе закроют. Библиотеку же, — дон Мигуэль понизил голос, — тоже закрывали, сами знаете. Пока все запрещенное не сожгли — запертой стояла".

Иосиф выложил на стол "Teatro crítico universal" и хмыкнул: "Теперь в городе светских книг и не осталось совсем, святые отцы хорошо поработали. Приходится читать сочинения монахов". Он рассмеялся и оставил на столике пару моне: "Должен откланяться, мне пора к пациентам. А вы обязательно соблюдайте диету, дон Мигуэль, и подагра вас больше не обеспокоит".

Хозяин кафе посмотрел вслед темноволосой голове и, почесал нос: "Ни разу его в соборе не видел. Должно быть из этих, вольнодумцев, их в Старом Свете сейчас много. Это он со мной так говорил, наедине, а вдруг, — он оглянулся на медленно заполняющуюся людьми, узкую улицу, — услышал бы кто? В подвалы к святым отцам попадать не хочется. Донесу, — вздохнул дон Мигуэль, убирая со стола, усаживая посетителей, — закроюсь вечером, напишу и кину в тот ящик, что у дверей Дворца Инквизиции. У меня дело, жена, дети…, Лучше я, чем на меня".

Иосиф постучал медным молотком в изукрашенную резьбой дубовую дверь. Он сказал служанке-индианке, что появилась на пороге: "Добрый день. Я дон Хосе Мендес, врач. К сеньоре Агуардия-и-Рамос".

В высоком, мраморном вестибюле пахло кофе и миндалем. Пожилая дуэнья, в черной мантилье, присела: "Пройдемте со мной, дон Мендес, сеньора в ее опочивальне".

— Что там этот Агуардия просил? — Иосиф вспомнил бесцветные глаза чиновника из администрации вице-короля, — он часто отлучается по делам, на рудники. Сеньора остается одна, у сеньоры расстроены нервы. Черт, — он тихо усмехнулся, — у меня были бы расстроены нервы, если бы я жил с этакой мокрицей. Она еще и много младше его, ко всему прочему.

Дуэнья распахнула золоченую дверь. Иосиф увидел огромную, скрытую кружевным балдахином кровать.

— Сеньора, — он обернулся к дуэнье, — я все же врач, мне надо видеть пациентку.

— Его превосходительство сеньор дон Агуардия-и-Рамос велел, чтобы осмотр проходил именно так, — старуха поджала губы.

— Хорошо, — вздохнул Иосиф. "Пульс хотя бы посчитать можно? — он присел в большое кресло у кровати. Дуэнья наклонилась к балдахину: "Сеньора Фелисия, пришел врач. Протяните ему руку, пожалуйста".