Нелли Шульман - Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая

— Врать придется, — Федор вдохнул запах мяты. "Ты же слышал, и о кузене моем покойном, и о той девушке, что Пьетро родила. Не говорить же ребенку обо всем этом".

— Не говорить, — согласился Джованни. "Но знать он должен, Теодор. Ты же, наверное, — мужчина замялся, — захочешь, чтобы Пьетро с тобой жил, в Париже? Я-то в Лондон поеду…, - Джованни внезапно замер: "Орден меня не отпустит, никогда".

— Ты его отец, — просто сказал Федор, — ты его с младенчества вырастил. Езжайте в Англию, забери Констанцу, и живите спокойно. Тем более у Питера сын приемный, от жены моей покойной — ему десять сейчас, Пьетро — шесть, как раз подружатся. Джон теперь в Париже живет и семья его тоже — на континенте, — он широко улыбнулся и увидел глаза Джованни.

— Орден, — пробормотал Федор и выругался. "Как тебя вообще угораздило монахом стать? Хотя в Картахене ты вовремя оказался, — мужчина усмехнулся, — если бы не ты — Иосиф вряд ли бы сейчас сына растил".

— Я этого никогда никому не говорил, — угрюмо отозвался Джованни.

— А мне расскажешь, — Федор потянулся за сладостями: "Вкусные они здесь, пожалуй, еще вкуснее, чем в Иерусалиме. Вот вы уедете, — он хмыкнул, — а я с его величеством Сиди Мохаммедом на юг отправлюсь, на будущие рудники, там меня так не покормят, — добавил он, вытирая руки.

Джованни помолчал. Сомкнув длинные, красивые пальцы, он увидел перед собой на мгновение лицо Мэйгуй.

Федор слушал, изредка отпивая чай: "Это ты сглупил, конечно. Надо было тебе ее увозить оттуда, вот и все. Добрались бы как-нибудь до Кантона, спрятались бы — мне Питер о Китае рассказывал, там людей больше живет, чем во всей Европе. Ничего, отсюда я вас вытащу, обещаю, придумаю что-нибудь. Приедете в Лондон, встретишь хорошую девушку, женишься…"

— А ты? — внезапно спросил Джованни. "Так и не женился, после того, как узнал о смерти Марии, дай ей Господь вечный покой? — мужчина перекрестился.

Красивое лицо Федора помрачнело: "Нет. Давай, — велел он, — неси свои чертежи, пока я этого султана жду — помогу вам с гаванью. Мне еще эту свою кузину найти надо, Изабеллу, тетю Пьетро, так что, — он закинул руки за голову, — работы много"

— Мы ведь можем остаться, — осторожно сказал Джованни, поднимаясь.

— Еще чего не хватало, — отрезал Федор. "Одиннадцать лет по свету болтался. Живи уже тихо, пиши книги, преподавай, — хватит тебе неприятностей".

Он проводил взглядом мужчину: "Святые отцы знают, что он память потерял. Вот и отлично, незачем кому-то сообщать, что она вернулась. Как доберутся они с Пьетро до Лондона — там Джованни ее и обретет, память". Федор усмехнулся и развел руками: "Что поделать, такое случается".

Пьетро проснулся и посмотрел на низкую, большую луну за окном. В маленькой комнатке, где он спал, приятно пахло сандалом, слабо горела медная лампа. Он, подобрав под себя ноги, пошарил под подушкой.

— Мой ножик, — ласково сказал мальчик, прижимая его к щеке.

В монастыре не было ничего своего — даже рясу носил до него кто-то другой.

— Мой, — повторил Пьетро. До него донесся, — откуда-то издалека, — слабый, плачущий, женский голос: "Мой сыночек…, сыночек мой…, где он…, где…".

— Мама, — тихо сказал мальчик. "Я знаю, это мама моя. Мамочка, — он велел себе не плакать, — он уже был большим, — но слезы сами собой покатились из глаз. Он вдруг услышал мягкий, озабоченный голос отца: "Не спишь, милый? Месье Теодор ушел, мы с ним завтра в гавани встретимся".

Джованни присел на ковер, и привлек к себе ребенка, гладя его по рыжим кудрям. "Что случилось?"

— Я мамочку свою слышал, — всхлипнул Пьетро и уткнулся лицом ему в плечо. От отца пахло, как обычно — чем-то теплым, ласковым. Мальчик, успокаиваясь, спросил: "А о чем вы с месье Теодором так долго говорили?"

Джованни поцеловал мокрую щеку: "Это секрет, ну, ты никому не скажешь, милый. Я же тебе говорил — я потерял память, еще давно. Теперь она ко мне вернулась. Вот послушай".

Пьетро, затаив дыхание, вертел в руках ножик. Потом мальчик сглотнул: "Я понимаю, папа. Мне надо будет остаться в монастыре, раз у тебя дочка есть, родная".

— Дурак ты, дорогой мой сын, — Джованни нежно толкнул его в плечо. "Ты мой ребенок, и так будет всегда. А месье Теодор — твой двоюродный дядя, кузен отца твоего. Он его знал, и маму твою — тоже. Он тебе завтра все расскажет".

— Я большой, — напомнил себе Пьетро, и вздохнул — отец был совсем рядом.

— Остаться с тобой? — спросил Джованни и вспомнил, как зимними ночами, в Фонте Авеллано, когда сын был еще совсем маленьким, — он укачивал его на руках, завернув в грубую, шерстяную рясу. В келье было так холодно, что пар вырывался изо рта. Джованни, устроив ребенка у себя на груди, согревал его своим дыханием, — пока мальчик не засыпал, блаженно, сладко похрапывая.

— Ага, — Пьетро покраснел. "Один только разочек, папа".

Он задремал, держа Джованни за руку. Тот, осторожно вынув из пальцев ребенка ножик, спрятав его под подушку, улыбнулся. Он перекрестил мальчика и долго лежал, смотря в беленый потолок комнаты, слушая жужжание цикад в саду, что был разбит за стеной.

Ветер с океана раскачивал корабли, что стояли на якоре в гавани. Пьетро, уцепившись за руку Федора, спросил: "Почему мои папа и мама не поженились, раз они так любили друг друга, дядя Теодор?"

— Ты кричи тише, — посоветовал Федор, работая веслом — на втором сидел Джованни. "Я же тебе сказал — пока вы с отцом из Марокко не выберетесь, надо быть осторожными. А не поженились потому, что твоя мама была еврейка, а твой отец — католический священник".

— А что, — поинтересовался мальчик, — всем священникам нельзя жениться?

— Ну почему, — хмыкнул Федор, — англиканским священникам — можно. Твой отец хотел снять с себя сан, но не успел, — в урагане погиб. Я его и хоронил. А потом твоя мама родила тебя и умерла".

Он коротко вздохнул, поймав взгляд Джованни: "Это ложь, конечно. Что же делать — их обоих в живых уже нет, дай им Господь покой. А мальчик-то в чем виноват? Ни в чем".

— Когда вырасту, — твердо сказал Пьетро, — поеду в Иерусалим, на их могилы. Можно будет, папа?

— Конечно, — Джованни замахал рукой и с корабля сбросили трап.

— Я тебе потом еще кое-что покажу, — тихо заметил он Федору, уже оказавшись на палубе, — я в Риме работал в папской библиотеке. Они же, — Джованни с плохо скрытым отвращением прикоснулся к своей грубой рясе, — там чертежи синьора да Винчи держат. Те, которые никто никогда не видел. И еще, — его губы чуть искривились, — много всего.

Он подозвал к себе десятника и, показав ему изящный, четкий рисунок, стал медленно выговаривать арабские слова: "Все очень просто. Грунт, собранный со дна, будет складываться на плот, укреплённый между двумя лодками. Трос привяжем к молу. При повороте вот этого колеса, — палец уперся в чертеж, — он будет наматываться на барабан, и установка будет двигаться".