Дмитрий Агалаков - Воевода Дикого поля

А колокола церквей Великих Лук все звали и звали к обедне, ожидая государя на молитву. И скоро уже царский кортеж повернул от рядов построенного войска и направился к воротам города – смотр на сегодня был окончен.

Десятки тысяч посошных людей, на долю которых выпала черная работа тащить пушки и припасы и заниматься инженерными работами, как то: пилить бревна для мостов и переправ, рубить и ставить туры – деревянные башни – супротив крепостных стен, делать вязанки для заполнения крепостных рвов, – осматривали уже без участия царя. Посошан объединили в «коши» – по кошу на каждый полк. Любому ратному соединению нужна была подсобная сила. Тем паче что одной только артиллерии разного калибра в войске было более двухсот орудий, да еще катапульты в придачу. Было под чем горбатиться мобилизованным землепашцам!

10 января начался выход русских войск из Великих Лук – каждые три дня покидали город по полку с кошем, тысячи конных и пеших, отягощенных артиллерией и обозом, тянулись друг за другом. Зрелище это было торжественное и тяжелое одновременно. 14 января ушел и государев полк. Две недели великая армия, насчитывавшая с обозом более ста тысяч человек, вытекала из Великих Лук. И все же накладок избежать не удалось. Как начертал летописец, свидетель похода: «Заторы были великие!» Но, даже несмотря на это, армия продвигалась на запад быстро, без значительных задержек. Важно было с наибольшей внезапностью напасть на противника: о том, что целью похода является именно Полоцк, знали только высшие и средние армейские чины; для прочих это был просто поход в Литву. Но, во избежание распространения слухов, солдатам запретили покидать ряды своих полков, а фуражом занимались только самые доверенные части.

И все же сохранить тайну не удалось. Под Невелем случилась неприятная история. Тысяцкий государева полка Григорий Засекин, уже под вечер, увидел отряд всадников – он в спешке уходил от царского лагеря, обгоняя других русских, в сторону Литвы, но не по главной дороге, а много южнее – точно бы на Велиж.

Уже на следующий день стало известно, что из лагеря сбежал царский окольничий Богдан Микитич Хлызнев-Колычев, а чуть позже заговорили, что после его побега царь приказал убить в своей палатке князя Ивана Шаховского – друга беглеца. Что же там вышло на самом деле, толком никто и не знал. Пущенные вдогонку окольничему государевы люди перехватить того не смогли – он уже перешел границу. Теперь было ясно, что очень скоро в Литве узнают все подробности похода на Полоцк.

На тот период в польско-литовском государстве были три человека, способных что-либо предпринять против русских. Первый – король Сигизмунд II Август; но он находился далеко от Литвы – занятый дрязгами внутри своего столь разношерстного государства, король заседал на сейме в Польше. Второй человек, гетман литовский Николай Радзивилл, вовремя узнал о приближении врага-московита, но даже в спешке собранное войско – несколько тысяч наемников – никак не могло тягаться с армией русских, взявшихся за дело с «умением превеликим». Оставался городской воевода Станислав Довойна, но этот мог лишь, запершись на все засовы, уповать на милость Божью и ждать хоть какой-то подмоги. И впрямь царь московский и его полководцы нашли удачное время для нападения на Литву.

Русские полки уже шли прямым маршем на Полоцк, и ни для кого не оставалась секретом цель этого похода, когда Иоанн послал Довойне гонца из литовцев с предложением сдаться, но воевода гонца приказал казнить. Было и второе письмо, переданное православному епископу Арсению Шисце. Оно было адресовано православной шляхте Полоцка, которая сочувствовала Москве. Царь обещал дворянам полякам и литовцам «пожаловать по их воле, и жалованием, каковым они захотят». Лишь бы ворота оказались открыты…

Но католиков, ненавидевших Москву, находилось в городе куда более, и потому прихожанам Арсения Шисцы пришлось попросту затаиться.

31 января московские полки стали подходить к Полоцку и занимать стратегические позиции вокруг обширнейшего города, стоявшего на слиянии реки Западной Двины и ее притока Полоты, еще в незапамятные времена давшего имя первому поселению на этих берегах.

В течение первых трех дней город был взят русскими полками в плотное кольцо так, что уже никто не мог ни выйти из Полоцка, ни войти в него. С северо-запада, за рекой Полотой – от Спасского монастыря до Двины – встали три полка: Большой, Сторожевой и ертоул; на юге – вдоль течения Двины и вокруг Ивановского острова – обошли Полоцк еще три полка: Передовой, Левой и Правой руки; Государев же полк, самый многочисленный, встал на северо-восточной стороне Полоцка – напротив стен Великого посада. Тут была и конница под командованием князя Василия Барбашина. В случае неудачных переговоров именно по Великому посаду московиты решили нанести главный удар – и артиллерийский, и живой силой. Оставалось только дождаться прихода всей артиллерии и грамотно окружить город пушками и катапультами, чтобы ни одного ядра не ушло впустую, ни одного горшка с огнем.

В эти же три дня по всей округе Полоцка застучали топоры – тысячи деревьев повалились на землю. Это посошный люд под предводительством царских инженеров стал рубить туры – высокие бревенчатые башни, с которых можно было бы прицельно расстреливать город из среднекалиберных орудий.

Только один раз Григорий встретился лицом к лицу со Степаном Василевским – тот проезжал в свите боярина Алексея Басманова, ставшего первым приближенным царя Иоанна. После женитьбы на Кученей Темрюковне, в крещении взявшей имя Мария, братья Захарьины-Юрьевы отошли на второй план, чтобы больше никогда не играть существенной роли при государе. Огненно-рыжий Степан, товарищ былых его дней, сдержанно кивнул Григорию. Пути-дорожки их разошлись. Нынче Степан состоял в личной охране царя, которая и не думала вступать в бой, проливать кровь под пушками неприятеля. Но не об этом думал Григорий – у каждого, наконец, своя судьба! Увидев Василевского, он сразу вспомнил другой день – двухлетней давности, весенний, мартовский, когда, едва не загнав коня, он появился на Можайской дороге, где уже строились его три сотни. Сколько горечи и бессильной ярости кипело в его сердце! Жить не хотелось! И совсем немного надежды было там, едва только тлевшей. Он вспомнил, как из Москвы в сопровождении своих людей в черных кафтанах приехал Степан – посмотреть, исполнил ли он, Григорий Засекин, его приказ и свое обещание – быть в срок. Их взгляды тогда пересеклись, но Степан только и сказал: «С Богом и за государя!» – на том встреча и закончилась. Но Василевский понял, где он, Григорий, был, откуда только что вернулся…