Дмитрий Агалаков - Воевода Дикого поля

В тот же день к царю явился польский православный епископ Арсений Шисца со своими священниками – они несли поднятыми кресты, встречая таким образом царя, и поверженное знамя города Полоцка, отданное старейшинами и воеводой Довойной победителю.

Царь встретил епископа в своем шатре милостиво, но сказал:

– Не ты мне нужен, святой отец, а воевода ваш – Довойна! Я за ним от самой Москвы шел, так пусть и он пошевелится! – Иоанн не шутил: и впрямь дорога выпала дальняя. – Пусть воевода прибудет ко мне и сам поклонится своему новому господину. Коли сегодня пред очи мои не явится, завтра хуже и ему, и городу будет! Слышишь, епископ, я ведь мало кого пожалею!..

Уже немолодой воевода до конца надеялся, что подобное унижение минет его, но перед лицом сокрушительных обстоятельств пришлось сдаться. Он ехал с небольшой свитой из поляков и немцев побитым, точно старый пес, таким и прибыл в стан победителя.

Григорию, потрепанному в схватке, потерявшему немало крови, на месте все же не сиделось. Хотелось поглядеть на униженного Довойну! С рукой на перевязи, у шатра государя, он глазам не поверил, когда увидел среди сопровождавших вражьего воеводу молодого немца – в пластинчатом доспехе, без шлема. Все они, безоружные, спешились неподалеку от шатра, но к царю, окруженный стрельцами, направился лишь один воевода Довойна.

Григорий не мог удержаться и подошел к нему, сдавшемуся на милость победителя.

– Да вы ли это? – изумленно спросил тысяцкий.

Молодой немец обернулся, нахмурился.

– Дева Мария! – удивленный не менее, воскликнул он. – Вот это встреча!..

– Именно так, – кивнул Григорий. – Карл фон Штаден, я помню…

– Князь… забыл ваше имя?

– Григорий Засекин, – проговорил тысяцкий. – Ничто вас не берет – ни меч, ни пушки, ни своя петля. Слышал я, как в Риге расправились с гарнизоном, сдавшим Феллин!

– Да что теперь вспоминать, – натянуто улыбнулся Штаден и тотчас повернулся к своим боевым товарищам. – Я вам рассказывал, господа, о русском князе, что в честной битве отсек мне два пальца, помните? – Он растопырил изуродованную правую пятерню. – Так это он самый, судьба не разлучает нас, – Штаден уважительно – того требовал случай – поклонился Григорию. – Мы дрались не на жизнь, а насмерть! – Он поймал взгляд Григория: – Но пальцев я вам все же не прощу, князь!

Его слушали не только свои. Навострили слух и русские дворяне из караула, державшиеся за сабли, и стрельцы со своими страшными секирами: многие знали словечки и польские, и немецкие – не первый год топтали русские кони басурманские земли.

– Так что же Полоцк? – спросил Григорий. – Будете сдавать город или заставите нас сравнять его с землей? Мне кажется, ваше упорство и новые смерти теперь пустое!

– Мне тоже так кажется, но все решает пан Довойна, – резонно ответил Штаден. – А вы, князь, по-прежнему все такой же напористый бородач! Отчего так много волос у вас на лицах? – Он весело огляделся: их уже слушали все, кто был неподалеку, – задиристый тон парламентера привлекал внимание. – Вы тут все – бородачи: и мужики, и аристократы! – Спутники фон Штадена посмеивались. – Как вас только ваши женщины терпят – так их и до смерти исколоть можно!

– Что до женщин, то они у нас привычные – мы их бородами щекочем, – подмигнул своим Григорий. – Да и не пристало славянам с босыми лицами ходить! Мы – мужи славные, а не бабы робкие! То-то промеж вас, европейцев, что скоблят себе скулы и подбородки, столько мужеложеской заразы бродит! – Он решил в полной мере ответить, пусть и словесно, влепить затрещину зазнайке-немцу.

Русские – дворяне и стрельцы – уже смеялись в голос. Штаден лишь натянуто улыбнулся, его спутники стали серы лицом, но куда деваться: не время и не место было дерзить куда более сильному противнику!

А в царском шатре, в ста шагах от спорщиков, разгорались страсти.

– Где ключи от города? – окруженный князьями и боярами, спрашивал у Довойны царь.

– Вначале мы хотим знать, что ты, великий государь, милостив будешь к нам. – Воевода понимал, что играет с огнем, но риск стоил того – ему нужны были гарантии. – Я всего лишь поставлен защищать этот город: за мной городской совет стоит и все жители Полоцка. Но они хоть и трепещут пред тобой, но открывать ворота страшатся еще более. Если ты им не скажешь доброе слово, не успокоишь их, они готовы умереть за своими стенами.

Полного разрушения Полоцка не надо было никому – ни самим половчанам, ни царю, надеявшемуся создать из города на Двине мощную цитадель московского царства на западных границах. Ведь именно отсюда он уже намечал идти на Вильно – столицу Великого княжества Литовского, столь ослабленного в эту пору. А там, если дело пойдет так же хорошо, как и здесь, то и на сам Краков – Польша тоже не в великой силе была ныне.

До вечера проговорили царь Иоанн Васильевич и воевода Станислав Довойна. Уже затемно договор о сдаче города был подписан, а летописец в своих свитках начертал, что царь обещал «показать милость и казней в Полоцке не учинять».

Но на деле государь Московии не сдержал слова…

Полоцк представлял богатую добычу, поэтому удержать от грабежа ворвавшиеся в город войска оказалось сложно. Все золото и серебро у горожан было отобрано, а кто не хотел отдать его добром, тот был убит или покалечен. Понятно, что православные храмы русские не тронули, но католические были разграблены, к тому же казаки и татары перебили и монахов-бернардинцев, защищавших свои алтари. Все «черное» литовское католическо-протестантское население Полоцка – мужчин, женщин и детей – увели на положении рабов в Москву, где раскидали по боярским вотчинам и дворянским усадьбам. Хуже других пришлось иудеям. Если католиков и протестантов Иоанн еще терпел (как-никак, они верили в Христа), мог он смириться и с мусульманами (они признавали Спасителя христиан одним из пророков, правда, уступающим Магомету), то иудеям смерти Божьего сына московский царь простить никак не мог! Всех иудеев Полоцка, а их тут было немало – именно они во многом помогли стать городу процветающим торговым центром Восточной Европы, – царь велел вывести к Двине. Несколько тысяч иудеев, окруженные стрельцами, казаками и татарами, жались друг к другу, пока русский царь в сопровождении конной свиты приближался к ним.

– Ваши предки моего Господа распяли, а вы, знаю, распяли бы Его еще раз, явись Он сейчас на землю! – сказал грозный царь иудеям. – Так вот, я милостив и милосерден, а потому даю вам право искупления великого греха: откажитесь от вашей бесовской веры, креститесь немедленно, сейчас же, на глазах моих, в этой реке, которая станет вам Иорданом! В ледяной Двине крещеными станете: Господь милостив – не захвораете! – В свите посмеивались. – А кто откажется, на голову того кару великую обрушу! Решайте, кто вам нужен, священник православный или казак с пикой!