Понсон дю Террайль - Подвиги Рокамболя, или Драмы Парижа

Вантюр, разыгрывавший роль хозяина харчевни, как будто понял ее и поторопился сказать:

– Лошадей раньше двух часов не будет, а потому, сударыня, не будет ли вам угодно подняться во второй этаж… я затопил там для вас камин.

Тюркуаза встала и молча кивнула головой.

– Не угодно ли вам будет чего-нибудь покушать? – предложил импровизированный трактирщик.

– Да, – ответила она.

– Сейчас все будет готово, – ответил он и поспешил вперед.

Комната, в которую он ввел Тюркуазу и Леона, была не очень велика, она была уставлена старою мебелью и оклеена новыми дешевыми обоями. В камине пылал яркий огонь. Молоденькая горничная торопливо накрывала на стол.

Вантюр принес две бутылки, холодную курицу и миску с супом.

Леон машинально смотрел на все эти приготовления.

– Друг мой, – сказала ему Тюркуаза, садясь к столу, – не скушаете ли вы чего-нибудь со мной? – И при этом она с трудом улыбнулась.

Вантюр вышел.

Тюркуаза взяла одну из бутылок и налила Леону стакан вина – Я не хочу ни есть, ни пить, – прошептал он.

– Ну, выпейте, если только любите меня… – И при этом она бросила на него тот очаровательный взгляд, перед которым он никогда не мог устоять.

– Мне так хочется! – проговорила она и сейчас же мило улыбнулась.

Леон взял стакан и выпил его залпом. Тюркуаза тоже хотела выпить, но потом поставила его опять на стол и сказала:

– Какая гадость! Это простое сюренское вино. – И она выплеснула его в камин и налила себе стакан холодной воды.

Молодая женщина едва только дотронулась до супа Вантюра, поглодала косточку засохшей курицы и отодвинула от себя прибор.

– Мне хочется больше плакать, чем есть, – заметила она тихо и обняла Леона.

– Мой бедный друг!

Леон чувствовал, что сердце его разрывается на части.

Тюркуаза великолепно играла свою роль и успела придать страсти самые чарующие, увлекающие оттенки, самые мягкие речи и самый грустный тон.

В продолжение целого часа Леон слушал, как слушают во сне какие-нибудь гармонические голоса, как бы снисходящие с небес, и в то время как решение его возвратиться в Париж постепенно колебалось, сознание стало мало-помалу пропадать, как бы от опьянения.

Он был убежден, что ему остается всего несколько часов, которые он может провести с любимою им женщиной, а между тем он чувствовал непреодолимое желание заснуть… взгляд его отуманился, и хотя он все слышал, что она говорила, но сам тщетно старался сказать что-нибудь.

Тюркуаза, казалось, не замечала его состояния, – она продолжала ласкать его и называть самыми нежными именами.

Леон выпил в предложенном ему вине изрядную Дозу одуряющего вещества, но такого, от которого у него была поражена только одна физическая сторона.

Он не мог более сидеть на стуле и говорить… но все слышал.

Наступила минута, когда он откинулся на спинку стула, как заснувший человек… он продолжал слышать, но не мог двигаться.

Тюркуаза вдруг перестала говорить.

Леон слышал очень хорошо, как она встала, прошла на цыпочках, открыла двери и крикнула" свою прислугу.

Он было сделал особенное усилие, чтобы прервать это странное, ужасное состояние, и ничего не мог сделать.

Затем он услышал, как вошел Вантюр в сопровождении почтаря.

– Друзья мои, – сказала она, – я не поеду сегодня дальше… мой муж…

И она сделала резкое и сильное ударение на двух последних словах.

– Мой муж спит, он провел две бессонные ночи.

– Бедняжка! – пробормотал довольно громко Вантюр.

– Приготовьте лошадей к утру.

– Слушаю, сударыня!..

– А теперь потрудитесь перенести моего мужа на кровать, и как можно осторожнее… право, было бы грешно разбудить его… он спит так хорошо и сладко…

Леон слышал все, но тщетно старался отделаться от сна, сковавшего все его члены… можно было сказать, что он умер.

Вантюр и Рокамболь, все еще переодетый почтарем, взяли Леона Роллана и перенесли его на кровать.

Леон не мог пошевелиться… Он, однако, слышал еще через двери, как Тюркуаза сказала:

– Надо дать выспаться моему бедному другу – положите дров, я просижу ночь у камина.

Приказания, данные Тюркуазой, были исполнены. Леон мог узнать это, услышав, как в камин положили дров и затопили его. Он тщетно старался выйти из своего оцепенения или, по крайней мере, понять причину его и, наконец, стал убеждаться, что действительно спит и видит все это во сне.

Так прошло около часу, и вдруг до него долетел с улицы настоящий гвалт, звон бубенчиков.

Послышались усиленное хлопанье бича, грохот колес и топот нескольких лошадей. Кто-то остановился у дверей харчевни…

В то же время в дверь харчевни постучались, и какой-то незнакомый голос закричал:

– Эй! трактирщик, эй! отворяй живей.

При звуке этого голоса Леон услышал, как Тюркуаза с ужасом вскрикнула:

– Это он!

– Кто он? – подумал Леон, все еще стараясь преодолеть свое оцепенение.

В это самое время Роллан услышал, как хозяин харчевни, то есть Вантюр, отворил дверь и громко крикнул:

– Кто меня спрашивает?

– Тут почтовая станция?

– Тут, но у меня нет лошадей, – ответил Вантюр.

– Не видели ли вы кого-нибудь из проезжавших в карете? – продолжал голос.

– Как не видать… тут проехали даже две кареты… в первой ехал какой-то англичанин…

– А во второй?

– Дама со своим мужем. Тогда раздался голос:

– Это она!..

– Давно ли она проехала? – спросил опять приехавший.

– Да она еще не проехала.

– Как!

– Она остановилась здесь. Эта дама и ее муж спят там наверху.

Леон услышал тогда энергичную брань и крик ярости.

– А! – вскрикнул голос. – Это сам ад посылает их мне.

И почти вслед за этим на лестнице послышались торопливые шаги, дверь в комнату, где была Тюркуаза, отворилась с треском, и Роллан в то же мгновение услышал, как вскрикнула Тюркуаза.

Леон отдал бы половину своей жизни; чтобы иметь теперь возможность говорить и двигаться.

– А! так вы тут! – загремел голос… – Тут!., наконец-то я догнал вас…

– Пощадите! – вскрикнула Тюркуаза.

– Нет!., нет! и нет… я убью вас обоих.

– Пощадите! Пощадите! – молила отчаянным голосом молодая женщина, которая, как казалось Леону, упала на колени… – Поль, простите меня! – Никогда!.. – ревел неизвестный голос.

– Пощадите, Поль, хоть его, – повторяла растерявшаяся Тюркуаза.

И Леон услышал, как она поднялась со стула и встала перед дверью комнаты, где он лежал.

– А… – проворчал тогда неизвестный голос, – так это тут лежит тот человек, для которого вы изменили мне и с которым бежали… Ну… так он будет убит.

И в эту минуту до слуха Леона Роллана долетел резкий звук взводимого пистолетного курка.

– Поль! Поль!.. – повторила Тюркуаза отчаянным голосом.