Сергей Бортников - Брусиловская казна (сборник)

Каково же было их удивление, когда из джипа вылезли мы с Клёвой. Следом чья-то рука выкинула запаску.

– Вы помирились со шведами? – промямлил Славик, бросившись к своему боссу.

– Нет. Мы разделались с их бандой, а тачку взяли в качестве трофея, – не без сарказма заметил я.

Телохранитель недоверчиво покосился в мою сторону:

– Как вы управились с ними без оружия?

– Молча! – коротко отрезал Клёва.

– А кто в машине? – скромно поинтересовался Яша.

– А… Наши друзья, – успокоил его Владимир. – Ставь колесо – пора в дорогу.

– За рыбкой заедем?

– Конечно… Только варить уху будем уже в Луцке.

Яша со Славиком с энтузиазмом взялись за работу.

А мы с Кливанским решили немного побродить по берёзовой аллее.

– Вот и закончились наши приключения! – грустно констатировал Князь. – Скажи, чем теперь ты будешь заниматься?

– Вернусь в Москву. Напишу новую книгу. Надеюсь, она получится интересной… А ты?

– Я? Я брошусь в очередную авантюру… Известный тебе Синкевич утверждает, что в районе Шацких озёр когда-то существовал Некрополь – город мёртвых. Он нашёл эмигранта-волынянина, который свидетельствует, что во время немецкой оккупации спускался с гитлеровским офицером в глубокий шурф, напичканный драгоценностями и какими-то кристаллами…

– Извини, Вова, но это похоже на бред сумасшедшего…

– Ой, не скажи… Один знакомый признался мне, что его дед обнаружил на Свитязе пещеру, из которой вынес целую сумку золота!

– Я бы не советовал тебе ударяться в мистику… История нашего края и без того насыщена всякими тайнами. О них сложены тысячи легенд, в каждой из которых есть рациональное зерно.

– Например?

– Например, существует легенда, согласно которой моя любимая королева Бона забрала в Италию далеко не все свои сокровища…

– Да ну? И куда она их девала?

– Зарыла на территории Волыни… Я слышал десятки вариаций этой байки, но во всех – слышишь, во всех! – называется один и тот же населённый пункт.

– Какой? – глаза моего товарища лихорадочно заблестели.

Я сделал паузу и выпалил:

– Деревня Датынь Ратновского района!

– Слышь, писатель, – хитро прищурился Владимир. – Тот клад мы обязательно найдём. Вместе. Следующим летом. Ты, надеюсь, приедешь в отпуск, а?

Я оставил без ответа риторический вопрос.

И так ясно – приеду!

Петро Гордына отдавал Богу душу. Чекистская пуля нестерпимо пекла в левом боку, казалось, вот-вот лопнет чрево и кишки вывалятся наружу.

– Пить, пить… – прошептал Влас, как его называли соратники по бандеровскому подполью.

Кто-то из рядовых бойцов мгновенно поднёс горлышко фляги к пересохшим губам сотника.

– Позовите сыновей…

Вдруг ему явилась родительская хата, супруга Василина с младенцами-близнецами на руках.

Ох, и славно же жилось им тогда!

Хоть не паном был, а зарабатывал столько, что за месяц мог купить две коровы.

Потом пришли Советы. Скот не тронули. А вот пашню – укоротили. Ещё тогда Пётр поклялся отомстить за «поруганную честь».

Власть голодранцев долго не просуществовала. Растоптал немец кованым сапогом красные знамёна и вывесил свои – со свастикой.

Гитлеровцев Гордына тоже не любил. Конечно, лучше, чем Советы, хозяйничать не претят, но уж больно те фрицы самоуверенные, наглые. Ведут себя так, словно находятся не на берегах Стохода и Стыря, а Рейна или Майна.

Бил Влас со своей сотней фашистов не хуже, чем красных. На четвёртый год войны подросли дети, стали помогать отцу в ратном деле.

До сих пор в его подчинении и Василий, и Павел.

Только немцев уже нет.

Прогнали их за бугор краснопузые воины.

Закончилась война для всех, даже для Василины, которая продолжала мирно жить в глухом полесском селе, а они и дальше сражаются за «вильну Украину». Подолгу отсиживаются в тёмных, смрадных схронах, месяцами не пробуют горячей пищи, а по ночам стреляют, вешают, душат закрутками.

В основном – таких же украинцев.

Только с другими убеждениями.

Вот и настигла его кара Господняя!

– Звали, тату? – словно с того света доносится зычный голос Павла.

Он на четверть часа раньше Василия появился на свет, поэтому считает себя старшим. И главным в семье.

Похожи дети, как две капли воды, а он безошибочно определяет, кто есть кто. Каким-то особым чувством, свойственным только родителям двойни.

– Всё, умираю я, сынку…

– И что вы, тату, такое себе надумали? Всю войну прошли, ничего с вами не случилось – и сейчас одужаете [66]!

– Нет, Павлик, смерть стоит у моих ног. Сдал кто-то нас, заманил в мышеловку и захлопнул её.

– Да я эту иуду собственными руками!..

– Хорошо. Только, может, достаточно уже крови? Советы по лесам листовки разбрасывают, кто придёт с повинной, тому прощение.

– Ни, тату… Мы доведём ваше дело конца. Победного конца!

– Добре, сынку… А где Василий?

– Скоро будет.

– Ох, не дождусь я!

Превозмогая боль, Влас оторвал голову от нар и, опёршись на локоть, неожиданно сильным голосом произнёс:

– Всем выйти!

Когда последний боец покинул подземное укрытие, сотник прошептал:

– Наклони ухо, сынку… У дома моих родителей, твоих деда и бабы, есть старый заброшенный колодец. В его кирпичной кладке, – тайник с золотом. Вот, – непослушной рукой Влас протянул сыну маленький, но довольно увесистый мешочек, затянутый тесёмкой. – Там таких много!

Павел вытряхнул на ладонь сначала швейцарскую монету, затем – небольшой, но тяжёлый слиток. Солнечный лучик, случайно проникший в бункер через одну из вентиляционных щелей, задел своим краем драгоценности, и они заиграли жёлтым неземным светом.

В этот момент лесную тишину разрезали выстрелы.

С каждой секундой они приближались, становясь более громкими.

– Нам надо уходить, тату! – это младший сын Василий кричит прямо в открытый лаз.

Пётр Иванович попробовал подняться. Да где там!

– Подойди ближе, сынку… Павел тебе всё расскажет. Прощайте!

Неожиданно резким движением, на которое, он, казалось, уже не способен, Влас выхватил из-за пазухи трофейный вальтер и молниеносно нажал на спуск.

Братья даже не успели испугаться.

Прижавшись друг к другу, они молча наблюдали, как бьётся в предсмертных судорогах тело их отца, ещё достаточно молодое и крепкое на вид.

– Всё, нет больше тата!.. – констатировал Павел так холодно, как это может делать только врач, повидавший на своём веку немало смертей. Более эмоциональный Василий всхлипнул и снял шапку.

А выстрелы звучали уже совсем рядом.

– Уходите, хлопцы!

Павел сбросил на пол керосиновую лампу, которую они практически никогда не зажигали, и достал спички.