Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)

– Как смоль.

– Без единого пятнышка? Никаких вкраплений другого цвета?

– Да.

– Благодарение небесам! Роза, я всю ночь мечтал, прежде всего о вас…

Девушка состроила недоверчивую гримаску.

– А еще о том, как нам надлежит действовать.

– И как же?

– Вот что я решил. Как только тюльпан раскроется и можно будет убедиться, что он черный, абсолютно черный, вам необходимо подыскать посланца.

– Если затруднение только в этом, я посланца уже нашла.

– А он надежен?

– Я за него отвечаю. Это один из моих поклонников.

– Надеюсь, не Якоб?

– Будьте покойны, не он. Это один лодочник из Левештейна, бойкий малый лет двадцати пяти-двадцати шести.

– О, черт!

– Не тревожьтесь, – рассмеялась Роза. – Он еще не вошел в нужный возраст. Вы же мне назначили жениха между двадцатью шестью и двадцатью восемью.

– Итак, вы считаете, что на этого парня можно положиться?

– Не меньше, чем на меня. Если я прикажу, он бросится со своей лодки хоть в Вааль, хоть в Маас – выбор за мной.

– Что ж, Роза, за десять часов этот парень доберется до Харлема. Вы принесете мне бумагу и карандаш, а того лучше перо и чернила, я напишу или вы сами напишете, иначе, чего доброго, подумают, что за этим кроется заговор, ведь меня, бедного узника, не только ваш отец может заподозрить… Итак, вы напишете председателю общества садоводов, и я уверен: он явится сюда.

– А если он прибудет слишком поздно?

– Предположим, он задержится на день или даже на два… но нет, это немыслимо, такой любитель тюльпанов, как он, не станет медлить ни часа, ни минуты, ни секунды! Он тотчас пустится в дорогу, спеша увидеть восьмое чудо света. Но, как я сказал, даже задержись он на денек-другой, он еще застанет тюльпан во всем его блеске. Как только председатель увидит тюльпан, он составит акт, и дело будет сделано. Вы получите копию акта, она будет храниться у вас, Роза, а тюльпан вы вручите ему. Ах, если бы мы могли сами отвезти его, Роза! Тогда из моих рук он перешел бы только в ваши… Но это несбыточные мечты, зачем им предаваться? – вздохнул Корнелис. – Чужие глаза будут смотреть, как он отцветает. О, не забудьте, Роза: никому не показывайте тюльпана, пока его не увидит председатель. Боже милостивый, это же черный тюльпан! Если кто-нибудь узнает о нем, он его украдет!..

– Ох, оставьте!

– Да разве вы сами не говорили мне, что опасаетесь на сей счет Якоба, вашего обожателя? Если вор может покуситься даже на один флорин, почему не украсть сто тысяч?

– Я буду стеречь его, успокойтесь.

– А если он раскроется, пока вы здесь?

– Такое капризное растение на все способно, – усмехнулась Роза.

– Вдруг вы вернетесь и найдете его распустившимся?

– Ну и что?

– Ах, вспомните же, Роза: как только он раскроется, нельзя терять ни минуты – надо как можно скорее известить председателя.

– Ну да, и вас тоже. Я понимаю.

Она вздохнула, но без горечи, как женщина, начинающая осознавать всю слабость любимого, да уже отчасти и привыкать к ней.

– Что ж, господин ван Берле, пойду сторожить тюльпан. Как только он расцветет, я вам сообщу, и как только вы получите это сообщение, посланец отправится в дорогу.

– Роза, Роза, я, право, не знаю, с каким из чудес земных и небесных мне вас сравнить!

– Сравните меня с черным тюльпаном, господин Корнелис, и я, клянусь, буду весьма польщена. Итак, простимся, господин Корнелис.

– О нет, скажите мне: «До свиданья, мой друг».

– До свиданья, мой друг, – повторила Роза, немного утешившись.

– Скажите: «Мой возлюбленный друг».

– О, мой друг…

– Возлюбленный, Роза, умоляю вас, возлюбленный, не правда ли? Скажите это!

– Возлюбленный, да, возлюбленный, – прошептала девушка, задыхаясь и пьянея от безумного счастья.

– Тогда, Роза, если вы сказали «возлюбленный», прибавьте «счастливый», ибо ни один человек на этой земле никогда не был так счастлив! Мне только одного еще не хватает, Роза.

– Чего же?

– Вашей щечки, вашей свежей, розовой, бархатистой щечки. О Роза, дайте мне ее, и уже не случайно, не невзначай, а по доброй воле, Роза! Ах!

Мольба узника прервалась на этом вздохе: его губы коснулись губ девушки, и никакие случайности и недоразумения здесь были ни при чем так же, как спустя столетие, когда по воле великого Руссо уста Сен-Пре слились с устами Юлии.

Роза убежала. А Корнелис застыл, прильнув лицом к решетке оконца и чувствуя на губах такой нездешний жар, будто их коснулась душа любимой. От счастья и восторга было трудно дышать. Он распахнул окно и долго с переполненным радостью сердцем созерцал лазурь безоблачного неба и луну, посеребрившую своим сиянием две реки, что текли за холмами, сливаясь в одну. Его легкие впивали чистый, благодатный воздух, разум заполнили отрадные мысли, душа трепетала от благоговения перед Создателем и восторженной благодарности.

Бедный больной исцелился, несчастный узник обрел свободу!

Часть ночи Корнелис провел, словно прикованный к дверной решетке, навострив уши, сведя свои пять чувств к одному, вернее, к двум: весь превратился в слух и зрение.

Смотрел он на небо, а вслушивался в звуки земли.

Потом, устремив взгляд в глубь темного коридора, говорил себе:

– Там Роза, она тоже, подобно мне, бодрствует, как я, ждет с минуты на минуту… Там, перед ее глазами, таинственный цветок, он живой, он приоткрыл свои лепестки, он расцветает, быть может, в этот самый миг Роза своими тонкими, теплыми пальчиками гладит стебель тюльпана. Касайся его бережней, Роза! А может, она сейчас трогает губами его раскрывшийся венчик. Осторожнее, Роза, у тебя такие горячие губы! Может быть, в это мгновение оба моих обожаемых существа ласкают друг друга под взглядом Творца…

Тут в южной части небосклона вспыхнула звезда, она пересекла все пространство небес от горизонта до крепости и упала, погаснув над Левештейном.

Корнелис вздрогнул.

– Ах, – прошептал он, – это Бог посылает душу моему цветку!

Догадка, казалось, была верной: почти тотчас узник услышал в коридоре шаги, легкие, словно у сильфиды, шелест платья, похожий на шорох ангельских крыльев, и такой родной голос окликнул его:

– Корнелис, мой друг, мой возлюбленный, мой счастливый друг, скорее!

Один прыжок – и он уже прильнул к оконному переплету. Снова его губы встретились с шепчущими что-то устами Розы, и тут он расслышал! Она, целуя его, бормотала:

– Расцвел! Он черный! Вот он!

– Как это «вот он»? – закричал Корнелис, прерывая лобзание.

– Да, ведь стоило пойти на маленький риск, чтобы принести большую радость. Вот, смотрите.

И она, одной рукой подняв до уровня окошка маленький потайной фонарь, который только что зажгла, другой поднесла волшебный цветок к решетке.

У Корнелиса вырвался крик, ему почудилось, что он теряет сознание.