Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)

– Недурно, недурно, – сказал он. – Начнем сначала!

И, не дав мне времени опомниться, заставил свою лошадь проделать пируэт на задних ногах, снова поскакал на изначальную позицию и, осведомившись, готов ли я, ринулся на меня с еще большим остервенением, чем раньше. Но я, как и в первый раз, неотрывно глядя прямо ему в глаза, не упускал ни одного его движения, а потому, уловив момент, отбил удар в четвертой позиции и прыгнул вправо, так что всадник опять безо всякого толку пролетел мимо. Тут из груди царевича вырвалось что-то похожее на рычание. Этот турнир он уже воспринимал как настоящий бой и хотел закончить его не иначе как своей победой. Я думал, что мы с ним квиты, но вдруг вижу – он изготовился к третьей атаке. Шутка, на мой вкус, слишком затянулась: я решил, что этот раз будет последним. И вот в момент, когда он был как нельзя более близок к тому, чтобы сразить меня, я вместо того, чтобы снова ограничиться самозащитой, мощным ударом с плеча разрубил надвое его копье, оставив царевича безоружным, затем поймал за повод его коня и остановил так резко, что он присел за задние ноги, и в тот же миг концом своей сабли уперся в грудь противника. Генерал де Родна издал ужасный вопль: он подумал, что я сейчас убью Его высочество. У Константина, несомненно, мелькнула та же мысль: он сильно побледнел. Но я тотчас сделал шаг назад и, почтительно поклонившись, произнес:

– Вот что я смогу показать вашим солдатам, если Ваше высочество соблаговолит счесть меня достойным их обучать.

– Да, тысяча чертей! Да, ты этого достоин, и полк ты получишь, или я буду не я… Любенский! Любенский! – продолжал он, спрыгивая с коня, – отведи Пулка в стойло! А ты зайди, я сделаю приписку к твоему прошению.

Я последовал за великим князем, и он взял перо и начертал внизу под моим ходатайством:

«Покорнейше рекомендую Его императорскому величеству нижеподписавшегося, полагая его в полной мере достойным той милости, коей он взыскует».

– А теперь, – сказал он мне, – возьми это прошение и вручи его государю в собственные руки. Правда, приставать к нему с разговорами – дерзость, за которую и в кутузку можно попасть. Но, право же, кто не рискует, тому ничего и не добиться. Прощай, а ежели когда-нибудь случится проезжать через Варшаву, заходи повидать меня.

Я откланялся, втайне ликуя, что так счастливо выпутался из этой переделки и обзавелся всесильной рекомендацией, сел в дрожки и покатил обратно в Петербург.

Вечером я навестил графа Алексея, чтобы поблагодарить за добрый совет, хотя его исполнение могло мне дорого обойтись. Мой рассказ о том, как обернулось дело, ужасно напугал если не графа, то Луизу, а уже на следующий день около десяти утра я отправился в Царское Село, где находилась резиденция императора. Я решил прогуливаться по дворцовому парку до тех пор, пока его не встречу, и подвергнуться риску угодить в тюрьму, что грозит всякому, кто докучает ему подобным образом.

Царское Село расположено всего в трех-четырех лье от Петербурга, однако дорога, ведущая туда, выглядела совершенно иначе, нежели та, которой я ехал в Стрельню. Вместо роскошных вилл и открытых пространств с видом на отдаленный Финский залив – плодородные равнины, обремененные тучным урожаем, зеленеющие луга, всего несколько лет назад завоеванные земледельцами ценой борьбы с гигантскими папоротниками, которые мирно царствовали здесь с сотворения мира.

Мне потребовалось меньше часа пути, под конец которого я, миновав немецкое поселение, въехал на небольшую гряду холмов и с вершины одного из них разглядел деревья, обелиски и пять позолоченных куполов часовни Царского Села.

Царскосельский дворец построен на том самом месте, где некогда стояла хижина старухи-голландки по имени Сара, к которой Петр Великий обычно заезжал попить молока. Когда она скончалась, Петр, успевший полюбить этот домишко за великолепный вид, который открывался из его окна, подарил хижину вместе с прилегающей территорией Екатерине, чтобы построить там ферму. Царица пригласила архитектора и точно объяснила ему, чего желает. Архитектор со своей стороны поступил так же, как делают все архитекторы: выстроил нечто абсолютно противоположное тому, чего от него хотели, а именно дворец.

Тем не менее настал день, когда эта резиденция, и так уже весьма далекая от незатейливой простоты, показалась Елизавете не соответствующей величию и могуществу императрицы всея Руси. Она велела разрушить дворец и по чертежам Растрелли воздвигнуть на его месте более роскошный. Благородный зодчий, наслышанный о Версале как о шедевре великолепия, хотел превзойти блеском своего творения Версаль. Зная, что и дворец великого короля Франции отделан золотом, он этим не ограничился: распорядился позолотить в Царском Селе все внешние барельефы, орнаменты, карнизы, кариатиды и даже кровли.

Когда все эти труды были завершены, Елизавета пригласила весь двор и послов различных держав полюбоваться новой, ослепительной квартиркой. Увидев подобную пышность, придворные принялись громогласно выражать свои восторги, толкуя о восьмом чуде света. Исключение составлял лишь маркиз де ла Шетарди, французский посол: он один не произносил ни слова – напротив, все озирался вокруг. Слегка задетая подобной рассеянностью, императрица осведомилась, что это он ищет.

Посол холодно отвечал:

– Футляр, черт меня возьми. Я ищу, мадам, футляр от этой блистательной безделушки.

То была эпоха, когда в Академию принимали за четверостишие, а пропуском в бессмертие могла послужить острота. Так что господину де ла Шетарди, судя по всему, обеспечено петербургское бессмертие.

К несчастью, архитектор, возводя летнюю резиденцию, совершенно забыл о зиме. Уже к следующей весне вся позолота потребовала разорительного ремонта, а коль скоро каждая зима приносила такой же ущерб, а каждая весна – такие же хлопоты и траты, Екатерина II решила заменить драгоценный металл простым, скромным желтым лаком; что касается крыши, то ее выкрасили по петербургскому обычаю в нежно-зеленый цвет.

Как только пошли слухи о таких переменах, к Екатерине обратился некий делец с предложением купить за двести сорок тысяч ливров всю позолоту, от которой она собралась избавиться. Царица отвечала, что она ему благодарна, но своими обносками не торгует.

Среди своих побед, любовных романов и путешествий Екатерина не забывала заботиться о любимой резиденции. В сотне шагов от императорского дворца она приказала построить маленький, Александровский, для своего старшего внука, поручив архитектору Бушу спланировать также огромный парк. Там не хватало лишь водоемов, однако Буш предусмотрел каналы, фонтаны и озера, полагая, что коль скоро ты зовешься Екатериной Великой и хочешь воды, вода появится.