Александр Дюма - Черный тюльпан. Учитель фехтования (сборник)

И он не ошибся: когда его преемник Бауэр обнаружил, что богач Демидов владеет по соседству великолепным имением, где то благо, которого не хватает государыне, имеется в избытке, он дал ему понять, что императорский парк страдает от засухи, и господин Демидов, как подобает верноподданному, предоставил излишки своей воды в распоряжение Екатерины. И тотчас вода, сметая препоны, хлынула со всех сторон, наполняя озера, оживляя фонтаны и сверкая каскадами. Недаром говаривала еще императрица Елизавета:

– Мы можем поссориться хоть со всей Европой, но только не с господином Демидовым.

И в самом деле: господин Демидов, будучи в дурном расположении духа, мог заставить весь царский двор умереть от жажды.

Нынешний император Александр, выросший в Царском Селе, унаследовал от своей бабушки любовь к этой резиденции. Все воспоминания детства, золотой поры его жизни, были связаны с этим дворцом. На его газонах он делал свои первые шаги, ездить верхом он впервые попытался в его аллеях, управлять лодкой учился на его озерах. Поэтому в первые погожие дни весны он перебирался в Царское Село и не покидал резиденции до первых снегопадов.

И туда же, в Царское Село, я прибыл, чтобы выследить императора.

Проглотив второпях довольно скверный завтрак в гостинице «Французская ресторация», я направился в парк, где свободно мог прогуливаться любой желающий. Правда, теперь, когда первые осенние холода надвинулись вплотную, парк был пуст. Возможно, подданные воздерживались от посещений парка из почтения к государю, которого я решился побеспокоить. Я знал, что он порой целые дни бродил по самым тенистым аллеям. И я побрел наудачу, куда глаза глядят, руководствуясь полученными сведениями, и был почти уверен, что в конце концов встречу его. К тому же, даже если случай поначалу и не придет мне на помощь, у меня не будет недостатка в любопытных и занимательных впечатлениях, которые скрасят мое ожидание.

Вскоре я действительно наткнулся на селение в китайском стиле – живописное скопление из пятнадцати домов, каждый из которых имел свой подъезд, свой ледник и собственный сад; здесь обитали императорские адъютанты. В центре селения, распланированного в форме звезды, находился павильон для балов и концертов. Один из его залов, оранжерея, служила вместе с тем и конторой; по четырем углам этого зала стояли статуи в человеческий рост, изображавшие мандаринов, курящих трубки. Однажды – это было в пятьдесят восьмой день ее рождения – Екатерина, сопровождаемая приближенными, прогуливалась по парку. Приблизившись к этому залу, она, к немалому своему удивлению, заметила, что из трубок четырех мандаринов идет густой дым, а сами они при ее появлении принялись грациозно покачивать головами и влюбленно вращать глазами. Екатерина подошла, чтобы разглядеть сей феномен поближе. Тогда мандарины сошли со своих пьедесталов, приблизились к ней и распростерлись у ее ног по всем правилам китайского церемониала, причем обратились к ней с хвалебными речами в стихах. Этой четверкой мандаринов были принц де Линь, господин де Сегюр, господин де Кобенцель и Потемкин.

Между тем я уже посетил колонну Григория Орлова, пирамиду, воздвигнутую в честь Чесменского победителя, и могилу Вергилия, около грота Позилипа. Четыре часа проведя в блужданиях по этому парку, включающему в себя озера, равнины и леса, я начал отчаиваться, терять надежду на встречу с тем, кого искал, когда вдруг, переходя аллею, увидел на другой, пересекающей ее, офицера в форменном рединготе, который поклонился мне и последовал своей дорогой. За моей спиной парнишка-садовник расчищал аллею, я спросил его, кто этот столь вежливый офицер.

– Это император, – ответил он.

Я тотчас устремился на поперечную аллею, пересекавшую ту, по которой прогуливался царь. И в самом деле – не успел я пройти и восьмидесяти шагов, как снова увидел Александра, но, едва заметив его, я почувствовал, что не смогу сделать более ни шагу.

Император на миг приостановился и, увидев, что почтение мешает мне приблизиться к нему, направился в мою сторону. Я остановился на обочине аллеи, он же шел по ее середине; я застыл в ожидании со шляпой в руке, и пока он приближался, слегка хромая из-за старой раны, я успел заметить, как он изменился с тех пор, как я видел его в Париже девять лет тому назад. Его лицо, некогда открытое и веселое, поблекло, омраченное болезненной печалью: сразу было видно то, о чем, впрочем, уже все говорили: царя грызла глубокая меланхолия. Тем не менее черты его сохраняли выражение такой доброжелательности, что я несколько взбодрился и, когда он проходил мимо, шагнул вперед.

– Сир, – произнес я.

– Наденьте шляпу, сударь, – сказал он, – сейчас слишком холодно, чтобы ходить с непокрытой головой.

– Если Ваше величество позволит…

– Да наденьте же шляпу, сударь, наденьте!

И так как он увидел, что почтение препятствует мне исполнить этот приказ, он взял у меня шляпу и собственноручно нахлобучил на меня, еще и придержав другой рукой мою руку, чтобы не дать мне снова обнажить голову. Затем, убедившись, что мое сопротивление подавлено, он спросил:

– А теперь объясните, чего вы хотите от меня?

– Сир, вот прошение.

И я вытащил из кармана бумагу. Его лицо вмиг омрачилось.

– Вы преследуете меня здесь, сударь, – сказал он, – а знаете ли вы, что я затем и покидаю Петербург, чтобы бежать от прошений?

– Да, сир, мне это известно, – отвечал я, – и всю дерзость своего демарша я в полной мере сознаю, но, быть может, это прошение больше других имеет право на благосклонность Вашего величества: к нему присовокуплена рекомендация.

– Чья? – перебил император с живостью.

– Августейшего брата Вашего величества, его императорского высочества великого князя Константина.

– Ах, так! – император протянул было руку, но тотчас отдернул ее.

– Только поэтому, – продолжал я, – у меня была надежда, что Ваше величество вопреки своему обыкновению соблаговолит принять прошение.

– Нет, сударь, нет! – сказал император. – Я его не приму, иначе завтра мне принесут тысячу, тем самым вынудив меня бежать из этого парка, где я больше не смогу быть один. Но, – продолжал он, прочитав по моей физиономии, как я обескуражен этим отказом, – отнесите свое прошение на почту, она там, в городе. Мне его доставят уже сегодня, а послезавтра вы получите ответ.

– Сир, я так признателен!

– Хотите это доказать?

– О! Возможно ли, что Ваше величество даст мне такой шанс?

– Что ж! Не говорите никому, что явились ко мне с прошением и не были наказаны за это. Прощайте, сударь.

Император удалился, оставив меня под впечатлением его поражающей меланхолической доброты. Я не преминул последовать его совету: отнес прошение на почту. Через три дня, как он и обещал, пришел ответ.