Вальтер Скотт - Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине

– Погоди минуту, ты щупал мой пульс, дай мне попробовать и твой, хотя я не много понимаю в медицине.

Мавр тут же протянул свою руку, его смуглые длинные пальцы пролежали некоторое время в широкой руке короля Ричарда.

– Его пульс спокоен, как у ребенка, – сказал король. – Не мог бы так ровно биться пульс человека, собирающегося отравить монарха. Де Во, останемся ли мы в живых или умрем, отпустите этого лекаря с честью, не причинив ему вреда. Друг, поклонись от меня благородному Саладину. Если я умру, то без малейшего сомнения в его искреннем желании мне добра; если я останусь в живых, то отблагодарю его, как знаменитого воина. – Он сел на постель, взял кубок в руки и, обратясь к маркизу и гроссмейстеру, сказал им: – Выслушайте меня, и пусть братья мои, короли, ответят мне, наполнив чаши свои кипрским вином: «Вечная слава крестоносцу, который первый мечом своим поразит ворота Иерусалима! Вечный стыд и позор тому, кто откажется от святого дела!»

Он залпом опорожнил кубок, отдал его лекарю и в изнеможении упал на подушки. Лекарь молча, выразительными знаками, попросил всех удалиться. Лишь Томас де Во, которого никакие увещевания не могли убедить оставить своего государя, да лекарь остались с королем Ричардом.

Маркиз Монсерратский и гроссмейстер тамплиеров остановились у королевского шатра, где происходили описанные события. Вскоре они заметили приближение отряда стрелков и пеших воинов, посланных, чтобы оцепить королевский шатер и охранять покой монарха. Воины с мрачным видом и опущенными глазами шли, сохраняя глубокое молчание. Несмотря на их многочисленность и полное вооружение, ни малейший звук или бряцание не раздавались в тишине. Проходя мимо знатных особ, они с почтением преклоняли свое оружие, не нарушая, однако, молчания.

– Как изменились эти островитяне, – сказал гроссмейстер Конраду, когда они отошли на некоторое расстояние от стражи Ричарда. – Какой прежде шум и крик стояли перед этим шатром. Бывало, проходя здесь, всегда застанешь играющих в мяч, борющихся, поющих и пьющих, будто они веселились на весеннем празднике.

– Да, эти собаки верны своему господину, – отозвался Конрад. – Король завоевал все сердца, обращаясь с ними как с равными, борясь, беседуя и шутя с каждым.

– Мне часто непонятны его выходки. Вы обратили внимание, какие слова он произнес вместо молитвы, когда принимал лекарство из кубка?

– Если бы Саладин походил на свою братию турок, то этот кубок стоил бы королю жизни. Но он хочет казаться прямым, честным и великодушным, как будто некрещеный может обладать добродетелями христианских рыцарей. Говорят, что он даже просил Ричарда посвятить его в рыцари.

– Клянусь святым Бернардом, сэр Конрад, если бы турок, не стóящий медного гроша, удостоился величайшей чести христианства, то нам осталось бы только сбросить с себя наши шпоры и портупеи, отказавшись от своих копий и уничтожив гербы.

– Вы слишком дешево оценили султана, – сказал маркиз, – хотя я сам видел, что часто и лучших продают очень дешево.

Вскоре они дошли до своих лошадей, стоявших в некотором отдалении от шатра Ричарда, среди великолепной свиты пажей и оруженосцев. После минутного раздумья Конрад предложил гроссмейстеру отправить своих лошадей со свитой, а самим возвратиться в лагерь пешком. Гроссмейстер согласился, и, желая поговорить друг с другом по душам, они направились по наиболее пустым местам, ближе к краю.

Некоторое время их разговор шел о военных делах и оборонительных приготовлениях. Но вскоре эта тема, по-видимому, мало интересовавшая обоих, истощилась. После довольно продолжительного молчания маркиз Монсерратский вдруг остановился, как человек, твердо решившийся на что-то, глядя в лицо гроссмейстеру, сказал:

– Я попросил бы вас, святейший и уважаемый сэр Жиль Амори, на этот раз снять ваше черное забрало, которое всегда скрывает ваши мысли, и поговорить со мной по-дружески, с открытым лицом.

Тамплиер улыбнулся.

– Бывают забрала не только черные, – отозвался он, – которые точно так же скрывают настоящее выражение лица.

– Хорошо, – ответил маркиз, – я буду с вами откровенен. Каково ваше мнение: каких выгод ожидает ваш орден от Крестового похода?

– Вы хотите узнать мой образ мыслей, не открыв своего. Я вам отвечу притчей, которую слышал от турецкого пустынника. Один владелец большого поля молил небо о дожде и сильно роптал, почему он не шел, когда ему хотелось. В наказание за его нетерпение Аллах велел Евфрату выступить из берегов и залить его поля; все имущество было затоплено, строения разрушены до основания, а сам он погиб, хотя желание его было исполнено.

– Ваша притча правдива. Лучше было бы, если бы океан потопил сотую часть вооруженных рыцарей нашего войска. Остальные могли бы уже наверняка оправдать надежду благородных христиан Палестины, некогда славных властителей латинского королевства в Иерусалиме.

– Предоставленные самим себе, мы легко бы поняли, как опасно спорить и бороться с бурей; подкрепляемые деньгами и войсками, мы мало-помалу могли бы добиться от Саладина мира и покровительства на приличных условиях. Однако из-за таких серьезных действий нашего войска мы не сможем рассчитывать, что Саладин в случае победы позволит кому-либо из нас сохранить свои владения или княжества в Сирии, тем более допустит существование монашеского ордена, причинившего ему много бедствий.

– Но наши войска могут победить и снова водрузить крест на сионских стенах.

– А какая от этого польза ордену тамплиеров и Конраду Монсерратскому?

– О, вы можете получить пользу. Конрад Монсерратский может стать Конрадом – царем Иерусалимским.

– Титул громкий, храбрый гроссмейстер, но он дает мало власти и приносит много забот. Готфрид Бульонский верно выбрал эмблемой терновый венец. Признаюсь вам, гроссмейстер, мне нравится восточная форма правления. Безусловная монархия предполагает лишь короля и подданных; эти отношения невольно напоминают пастыря и его стадо первобытных времен. Все оттенки феодальных отношений слишком сложны и неестественны. Я соглашусь скорее остаться полновластным маркизом в своем небогатом поместье, нежели быть королем Палестины, ограниченным в своей власти привилегиями феодальных баронов, имеющих права на поместья Иерусалимского королевства. Король должен быть полностью свободен в своих действиях. Что значит его власть, если он постоянно будет сталкиваться с правами и привилегиями феодалов, всегда вооруженных с ног до головы? Словом, я хорошо знаю, что и Ричард, если он только выздоровеет, окажет все свое влияние, чтобы выбор пал на Гвидо де Лузиньяна.