Вальтер Скотт - Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине

– Нам известно, – отвечал Ричард, – как князья Совета дорожат нашим здоровьем, как тягостно было им сдерживать свое любопытство в течение двух недель. Быть может, своим сочувствием и расспросами они опасались усилить нашу болезнь?

Эти слова, прервавшие красноречие маркиза, сильно смутили его; гроссмейстер, не смягчая своей суровости, сухо и отрывисто уведомил Ричарда, что они направлены к нему с просьбой от всего Совета и от имени всего христианства не доверять лекарю-мусульманину, присланному султаном. Совет сам хочет рассмотреть, можно ли положиться на сомнительные уверения Саладина.

– Если гроссмейстер уважаемого ордена тамплиеров, – ответил Ричард, – и вы, благородный маркиз Монсерратский, соблаговолите удалиться в соседний шатер, то через несколько минут сами увидите, какое значение для нас имеет дружественное участие государей и князей, наших соратников в этой войне.

Маркиз и гроссмейстер вышли. Через несколько минут в шатер вошел мавританский лекарь в сопровождении де Во и рыцаря Спящего Барса; барон остановился в дверях, чтобы отдать приказания часовому.

Входя, лекарь поклонился по восточному обычаю маркизу и гроссмейстеру, богатые одежды которых указывали на их высокие звания. Гроссмейстер приветствовал его с презрительной холодностью. Маркиз же ответил на поклон с грациозной вежливостью, с которой он всегда обращался к людям всякого звания и происхождения. Последовало минутное молчание; сэр Кеннет, ожидавший Томаса де Во, не решался войти в королевский шатер.

Гроссмейстер, пользуясь временем, обратился к мусульманину и строго спросил его:

– Неверный, как ты осмеливаешься взяться за лечение христианского государя?

– Солнце Аллаха одинаково согревает назареянина и правоверного, – ответил мудрец, – и слуга его не может делать между ними различия.

– Нечестивый хаким, – сказал гроссмейстер, – каким бы именем ни назывался ты, раб тьмы, не омытый святой водой крещения, знаешь ли ты, что будешь растерзан, если король Ричард умрет на твоих руках?

– Несправедливо поступите вы в таком случае, – ответил лекарь, – ведь в моей власти только знания, доступные человеку, успех же моего лечения известен лишь книге судеб.

– Уважаемый и храбрый гроссмейстер, – обратился к нему маркиз Монсерратский, – не забудьте, что этому человеку неизвестны христианские законы, ограждающие от опасности помазанника Божия. Знай же, – сказал он хакиму, – что лучшим средством избежать ответственности тебе может служить подробное объяснение в присутствии искуснейших лекарей, перед лицом знаменитого Совета, какими средствами думаешь ты облегчить страдания больного монарха. В противном случае, взявшись за такое важное дело, ты не избежишь ответственности и наказания, не достигнув успеха.

– Я прекрасно понимаю вас, – ответил лекарь, – но моя наука, как и ваше воинское искусство, имеет свои приемы. Конечно, надо сознаться, что как там, так и здесь случаются неудачи. Я получил от моего государя, султана Саладина, приказ вылечить назареянского короля и с благословения пророка постараюсь выполнить его. Если же меня постигнет неудача, то у вас есть мечи, всегда жаждущие крови правоверных. Что же, истязайте меня, я отдам себя в ваши руки. Но вступать в споры с непросвещенными о действии лекарства, которое я изобрел по милости пророка, я не буду и прошу вас без промедления допустить меня к исполнению своего долга.

– Кто говорит о промедлениях?! – вскричал де Во, поспешно входя в шатер. – Мы и без того слишком долго медлили. А, маркиз Монсерратский, здравствуйте, здравствуйте, храбрый гроссмейстер. Прошу извинить, мне нужно пройти с этим лекарем к королю.

– Милорд, – обратился маркиз к барону де Во на франко-норманнском наречии, или уйском, как его тогда называли, – знайте, что мы присланы от имени Совета к вашему государю с просьбой не позволять лекарю-мусульманину лечить воинов-христиан, в особенности же не рисковать драгоценным здоровьем короля Ричарда.

– Благородный маркиз, – резко ответил де Во, – сам я не красноречив и поэтому не люблю выслушивать много слов. К тому же я доверяю своему зрению и слуху более, нежели возражениям всех ваших лекарей. Я уверен, что этот язычник может вылечить короля Ричарда, и я полагаюсь на его внимательный и заботливый уход. Время дорого. Если бы сам Мухаммед, – да разразится над ним проклятие Господне, – если бы он сам подошел к нашим дверям с благим намерением, я счел бы грехом задержать его хотя бы на минуту. Итак, благородные господа, пропустите нас.

– Но сам король, – возразил Конрад Монсерратский, – позволил нам быть свидетелями лечения мусульманина.

Барон обратился к Джослину, очевидно, чтобы убедиться в словах маркиза, и, недолго пошептавшись, ответил маркизу:

– Вы можете войти с нами, если вам угодно, господа, но вооружитесь терпением, так как, если вы прервете лекаря хоть единым словом угрозы, хоть единым знаком неодобрения, я буду вынужден, несмотря на ваше звание, попросить вас удалиться из покоев короля. Знайте, что я настолько уверен в благотворном действии лекарства этого мудрого человека, что если бы Ричард поколебался принять его, то я сам, клянусь, нашел бы в себе достаточно силы заставить его сделать это. Хаким, войдите.

Последние слова он произнес на левантинском языке, и лекарь повиновался. Искоса глянул гроссмейстер на совершенно не смутившегося рыцаря, но взгляд, брошенный на него маркизом, заставил его умерить свое неудовольствие, и оба они последовали за де Во и мавром в помещение, где Ричард ожидал их с большим нетерпением, прислушиваясь к шагам уже своего лекаря. Никто не пригласил сэра Кеннета войти в покои государя, но так как никто и не запретил ему этого, он последовал за высокими особами, полагая, что сами обстоятельства дают ему на это право. Однако, чувствуя себя несколько зависимым, он остановился поодаль.

Между тем Ричард, увидев входивших, воскликнул:

– О-о, какое многочисленное общество собралось, чтобы посмотреть на переход Ричарда от жизни к смерти! В вашем лице я приветствую своих благородных союзников. Либо вы снова увидите Ричарда таким же, каким он был до болезни, либо вам предстоит снести его прах в могилу. Ты же, де Во, прими благодарность своего государя, неважно, останется ли он в живых, или умрет. Но там еще кто-то остановился в дверях, у меня туман в глазах. А, это храбрый шотландец, который, не имея лестницы, хотел достигнуть неба. Добро пожаловать! Ну, лекарь, приступай же к делу!

Лекарь, уже представлявший себе характер болезни короля Ричарда, долго и внимательно щупал его пульс, а все присутствовавшие, затаив дыхание, хранили глубокое молчание. Затем он наполнил кубок ключевой водой и, вынув из-за пазухи маленький мешочек из красного шелка, опустил его в кубок, как уже делал все это в хижине рыцаря Спящего Барса. Когда вода, по его мнению, впитала достаточно содержимого из красного мешочка, он хотел поднести кубок государю, но Ричард остановил его: