Наталья Дмитриева - Алхимики

— Вот, — сказала она, — возьми и помолись за золото, за серебро. Помолись за большой рубин, не забудь! Забудешь — он обидится; тогда ты возьмешь меня в жены, и мы вместе пойдем изумрудной дорогой. Тсс, не буди моего брата… Смотри, он выпил белый эликсир и стал свинцом — теперь он тяжелый, тяжелее железа, а хотел стать легким, легче пуха. Золото — Солнце, серебро — Луна, свинец — Сатурн, олово — Юпитер. Возьми меня в жены, и ты станешь Юпитером, а я — Луной. Только не Венерой, нет. Венера — грязная шлюха, она красная, красная и все портит. Но Меркурий сделает ее Солнцем и Луной, если приложить к нему клок рыжих волос. У моего брата волосы черные, у меня белые. Юпитер ныне высоко, а Сатурн низвергнут в ад. Жаль беднягу! И все же он сожрет нас: и тебя, и меня, и шлюху Венеру. Слышишь, как они кричат в огне? Будет нам красный эликсир. Славный, лучше всех. У моего брата не вышло, а у тебя выйдет. Только не буди его! Если он проснется, то все выпьет и станет железом. Железо — Марс, медь — Венера. Посыпь их солью. Если будешь молчать, красный муж и белая жена соединяться, чтобы жить в любви и спокойствии.

— Она сошла с ума, — сказал Ренье.

А госпожа Мина кивала ему и говорила:

— Черное и белое — все пустота. Ртуть — Меркурий, олово — Юпитер. Стану красной, как Венера, возьмешь меня в жены? — Но на брата она даже не взглянула.

Служанка перекрестилась дрожащей рукой.

— Всемилостивый Иисус Христос, господь наш, спаси и помилуй. Хозяин умер, хозяйка помешалась. Что теперь с нами будет?

Пикардиец поглядел на нее исподлобья.

— Послушай-ка, милая, сдается мне, и смерть, и безумие — дело одних рук. Хозяина-то придушили тюфяком. Видишь, сколько пуха? Он сопротивлялся, и ткань треснула… Вот что, отведи хозяйку в комнату и хорошенько запри. Пусть старуха за ней присмотрит. А об остальном — молчок.

Но служанка попятилась, отчаянно мотая головой:

— Не годится так. Когда случается злое дело, зовут судью и старшин. Господин Хендрик помер не своей смертью, а его убийца еще рядом. Если смолчим, нас же и обвинят во всем, а злодей скроется!

— Молчи! — Пикардиец тряхнул ее, так что зубы у девушки клацнули. — Побереги язык, хочешь лишиться его, что ли? Мы и так под подозрением. Ты была в доме, а убийцу пропустила? Как такое могло случиться?

— Но ведь я вправду не знаю, кто приходил в дом, — прошептала Сесса. — Я ничего не видела с той минуты, как господин Хендрик запер меня в чулане под лестницей. Господи, как он кричал! Я думала, он меня прибьет.

— Это Зварт так тебя разукрасил? — спросил Ренье.

— Да, он. Хозяин позвал меня, когда я была с госпожой Миной. Он велел мне спуститься вниз, а сам пошел следом, чуть не наступая мне на пятки. И все говорил, чтобы я не оборачивалась. Ну, да я все равно обернулась, потому что мне стало страшно — и господин Хендрик очень разозлился. Потом он сказал, чтобы я шла в каморку Грит и сидела там тихо; а я замешкалась, тогда хозяин набросился на меня, вцепился в волосы и стал бить по лицу. И кричал, как же он кричал! Я хотела вырваться и убежать, но в него будто черт вселился, и он сумел затолкать меня в чулан, хотя я не из слабых.

— Видно, ждал кого-то, — сказал Ренье, а госпожа Мина снова кивнула, приговаривая:

— Господин тайного огня приходит с тьмой. Полночь — время ищущих.

— Здесь многое найти можно, коли поискать: заговоры и тайные рецепты, знаки на стенах, яды, настойки, отравленный дух. Чего еще желать? — хмуро произнес пикардиец. — То-то будет радость господину инквизитору — весь дом можно в костер превратить. Обвинят если не в убийстве, то в maleficia [24] Ведовство, сговор с дьяволом с целью причинения вреда людям. точно.

— На нас нет такой вины, — плача, сказала служанка.

— А поставят тебе под ноги жаровню и начнут щипать тело раскаленными клещами, скажешь, что есть. Одному дьяволу ведомо, о чем с ним сговаривался Хендрик Зварт; но теперь дьявол же его и прибрал, оставив нам хладное тело. Не зря слухи ходят по Ланде. Теперь же и в тебя станут тыкать пальцами лишь потому, что ты живешь в Черном доме; скажут, что ты строила козни против людей и животных; скажут, что мужчин ты делала бессильными, а женщин — бесплодными; и французских мародеров из Эно тоже ты приманивала; и сукновальни встали по твоей вине, и грозу ты вызвала, ударяя кнутом по воде. А будет мало — обвинят в том, что по дьявольскому наущению ты из грязи и нечистот оживляла мышей и напускала на поля, чтобы вызвать голод. И ты ненавидишь мир, потому что он — творение Господа!

Рыдая, Сесса зажимала уши, чтобы не слышать этого, но Ренье отводил ее руки и продолжал говорить ей прямо в лицо. Потом он сказал, что ему и Андреасу придется не лучше; а про красивого школяра скажут, что он по дьявольскому наущению или из корысти задушил дядю. Тогда девушка вытерла слезы и стала внимательно слушать.

И Ренье сказал, что им с Андреасом надо скрыться из города раньше, чем станет известно об убийстве. Но прежде школяра надо было найти.

Сесса взяла госпожу Мину за руку и отвела в ее покои. Там девушка увидела Грит: старуха спала мертвым сном и не проснулась даже после того, как ей в лицо плеснули холодной воды. Уложив хозяйку, Сесса заперла комнату, положила ключ в карман и вместе с пикардийцем отправилась на поиски Андреаса.

Довольно скоро они потеряли друг друга из виду.

Ранним утром в городе царило оживление, хотя людей на улицах было меньше чем накануне. После праздничного богослужения добрые жители Ланде разошлись по домам: там их поджидали крутые яйца и сдобный хлеб, после долгого поста на сковородках вновь скворчало сало, брызгали жиром колбасы, на вертелах исходили соком румяные бараньи окорока. Молодые парни и девушки в праздничной одежде шумными ватагами ходили от дома к дому, пели песни и получали в награду крашеные мареной яйца и мелкие монетки. Дети в ярких курточках с визгом носились друг за другом, кидаясь яичной скорлупой.

Ренье быстрыми шагами шел впереди, а девушка, как ни старалась, не успевала за ним. Монашеская процессия, торжественная и медлительная, окончательно их разделила. За ней с визгом и уханьем промчался потешный хоровод. Среди этой пестрой праздничной суеты Сесса почувствовала себя чужой и потерянной. Как будто она забылась на минуту у жаркого очага и никак не может проснуться, и голова у нее точно налита свинцом. Знакомые окликали девушку и поздравляли с праздником; их лица виделись ей застывшими масками, голоса звучали глухо. Пробежали музыканты с виелами и дудками в руках, пронзительно заревела волынка. Кто-то схватил Сессу за запястье, и, не успев опомниться, она оказалась увлечена пестрой сутолокой. Со всех сторон девушку толкали, тянули за рукава, за юбку, за косынку, кричали и смеялись, брызгая слюной в лицо.