Станислав Вольский - Завоеватели

Под горячим солнцем на гнилых пнях распускаются яркие красные, белые, желтые и синие цветы, и бабочки величиной с ладонь перепархивают с одной чашечки на другую. Но осторожней рви эти цветы, осторожней, потому что многие из них — подарок дьявола. Одни дурманят голову, другие щекочут пряным запахом ноздри, третьи сочатся ядовитым соком, обжигающим кожу, как крапива. Есть, правда, и цветы, посаженные, должно быть, пресвятой девой. У них голубые лепестки, и на их темных прожилках можно ясно различить гвозди, которыми прибивали к кресту спасителя, и терновый венец. Но таких мало. Да и некогда глядеть на цветы испанскому солдату, истомленному жарой, измученному трудной дорогой. Золота, золота, золота — вот чего ищут его глаза, вот к чему тянутся его опухшие, пальцы…

За болотами — лесные дебри. Если не найдут индейцы тропинку, иди прямиком, разрезая ножом жесткие веревки зеленых лиан. Через полчаса такой работы нож тупится, рука затекает, и передового солдата сменяет другой. Муравьиным шагом ползет отряд под лиственными сводами, не пропускающими дневного света. Сыро и душно, пот струями течет сквозь рубашку, и нечем дышать. Так проходят дни за днями, и даже опытные проводники то и дело сбиваются с дороги и вместо поселка приводят отряд к зыбким топям и трясинам.

На прутике, где Франсиско отмечает зарубками дни своего путешествия, нарезано уже сорок пять черточек, а до сих пор удалось повидать только десять поселков. Может быть, нарочно водят индейцы за нос неопытных испанцев? Они коварные и непокорные, эти голые туземцы с повязками на бедрах. Когда их бьют, глаза их сверкают яростью. Они не любят носить тяжелые мешки с провиантом и норовят удрать, как только представится случай. Из десяти проводников осталось только пять, остальные скрылись во время ночных привалов. За ними нужно смотреть в оба, и теперь каждую ночь их связывают веревками.

В каждом поселке отдых на два-три дня. Впрочем, индейские селения вряд ли можно назвать этим именем, ибо построены там не дома, а птичьи гнезда, сплетенные из ветвей и крытые камышом или сухими пальмовыми листьями. Перед входным отверстием — костер, который курится день и ночь, а на костре — глиняные горшки. В горшках варятся какие-то зерна вроде ячменя и мука из бананов и индейского корнеплода — кассавы. Иногда найдешь там вареную рыбу или зажаренную дичь. С голодухи съесть можно, но в Трухильо стряпают много лучше. Оно и понятно: разве могут хорошо стряпать некрещеные?

Христофор Колумб. Портрет маслом Альтиссима. 1555 год.

Есть у индейцев и золото. На стеклянные бусы наменяли его Охеда, Франсиско и все солдаты отряда — целые мешочки. Можно было бы получить его и больше, если просто-напросто отбирать его у каждого дикаря, но Охеда, повинуясь наказу Колумба, строго запрещает всякое насилие. Индейцы все показывают рукой на землю — объясняют, должно быть, что где-то есть золотые россыпи. Там, наверно, можно загребать его лопатами. Но поди-ка доберись до этих мест!

У индейцев, кроме золота, есть и другие интересные вещи. Из корней ямса варят они какой-то пахучий и хмельной напиток: если напиться его, голова хмелеет, как от самого крепкого вина. Из корней и листьев других растений добывают они опасный яд: если капля попадет в ранку, вся кожа вздуется, посинеет и будет болеть неделю, а если влить яду немного больше капли, начинаются судороги, и человек умирает на другой день. Франсиско набрал целую связку этих ядовитых листьев и положил в мешок: может быть, пригодятся.

Так бродили по острову Охеда, Франсиско и пятнадцать солдат, ища золота, редких пряностей и драгоценных камней. Москиты и зловонные испарения болот сделали свое дело: через полтора месяца чуть не половина солдат были больны лихорадкой, да и сам Охеда пролежал почти две недели. Привалы в деревнях становились все длительнее и длительнее: вместо двух-трех дней отряд отдыхал целую неделю, да и после этого отдыха солдатам, выступавшим в поход, казалось, что ноги их налиты свинцом.

Люди похудели, обросли длинными бородами, жгучее солнце опалило их лица, и, если бы вместо курток и штанов носили они одну только индейскую повязку на бедрах, вряд ли кто-нибудь отличил их от туземных проводников. Через два месяца даже Охеда не выдержал лишений и дал приказ трогаться в обратный путь.

В Изабелле их ждали большие новости: за время их отсутствия вспыхнул бунт, который, однако, Колумбу удалось усмирить.

Мятежники во главе с Берналем Диасом были закованы в кандалы и отправлены в Испанию. Но это не успокоило недовольных. Чуть не половина населения болела малярией и другими болезнями. Привезенные с родины припасы испортились, их почти нельзя было есть. Люди так отощали от голода, что наместник приказал приостановить постройки до тех пор, пока не придут корабли с провиантом. Падре Бернардо и его подчиненные ходили из палатки в палатку, из дома в дом, охали, ахали, соболезновали и намекали, что во всем виноват выскочка-генуэзец. Сам великий адмирал лежал больной и никого не принимал, но, когда ему доложили о прибытии охедовского отряда, он приказал немедленно привести Охеду.

Охеда пришел в сопровождении Франсиско. Они не узнали наместника — так он осунулся, похудел. Вместо бодрого и крепкого человека они увидели перед собой изможденного старика с зеленовато-бледным лицом, провалившимися щеками и сбившимися космами липких от пота волос. Только лихорадочно горящие глаза сверкали прежней решимостью и энергией.

— Не очень-то много золота вы набрали, — проговорил он, выслушав отчет о путешествии. — Нам нужны не крупицы, а самородки, по фунту и по два каждый. Двор будет недоволен. Опять станут говорить: Колумб — старый чудак, который вместо золота привозит только голых дикарей и кокосовые орехи. Но золото здесь есть, есть! Если не здесь, так на других островах. Где-то близко должен находиться Золотой Херсонес. Мы откроем его. Золото потечет к нам рекой. Туземцы десятками тысяч будут переходить в христианство. У наших королей окажется целая новая империя, да не какие-то там герцогства и графства с горошину величиной, а настоящая империя, занимающая полмира.

Дойдя до своей любимой темы, Колумб оживился. Глаза вспыхнули еще ярче, щеки порозовели.

— Люди не понимают, сколько богатств дадут эти страны. Отсюда потекут в Испанию и в другие страны Европы фрукты, хлеб, пряности, драгоценные деревья, не говоря уже о жемчуге и золоте. А сколько рабов наберем мы здесь! Правда, королева не хочет и слышать о них, она запретила нам даже произносить это слово. Но она скоро сама увидит, сколько денег можно за них получить. Рабы этих островов — тоже золото, живое золото. Но дело не в этом…