Станислав Вольский - Завоеватели

Педрариас был доволен и общим ходом дел и своими помощниками. Он оценил услуги Пизарро и так расщедрился, что пожаловал ему поместье и триста индейцев-крепостных.

Пизарро понял, что ему больше не на что рассчитывать. Он бросил военную службу и попробовал заняться сельским хозяйством.

Это ему плохо удавалось. Он прекрасно владел мечом, но совершенно не знал, что ему делать с плугом. Предоставив управление имением знакомому колонисту, он предался полной праздности. По целым дням лежал он в гамаке и смотрел на заболоченные поля, которые не рожали хлеба, на индейцев, которые не приносили дохода, на страну, которая не сулила радостей. Ни улыбки молодых индианок, стоявших у изголовья и отгонявших опахалом назойливых москитов, ни льстивые поклоны темнокожих рабов, ни хмельной напиток, изготовляемый из местных плодов, не могли разогнать его невеселые думы.

Он думал об одном и том же. Он думал, что песенка его спета, что он кончит жизнь полунищим, что богатство, почести, слава и власть прошли мимо него. Иначе не могло и быть. Двадцать шесть лет, проведенные на другой половине мира, показали ему, что в этих новых, краях даже счастливцев стерегут на каждом шагу предательство и вероломство. О своих предательствах Пизарро забывал, но чужие предательства помнил очень хорошо. Он видел, как донос, клевета, подлоги губили самых удачливых. Великий адмирал, о котором говорил весь мир, был лишен наместничества и умер в бедности. Алонзо Охеда, несмотря на связи с испанским двором, кончил свои дни монахом в одном из монастырей Эспаньолы. Бальбоа, открывший новый океан и неизвестные области океанского побережья, был казнен на его глазах. А это были люди, имевшие и средства, и влиятельных друзей, и громкое имя. О чем же мечтать неграмотному солдату, который за все свои труды на сорок шестом году жизни получил лишь клочок болотистой земли да три сотни индейцев?

Часто Пизарро казалось, что былые мечты его — бред. «Великая южная империя пройдет мимо тебя, как прошло-многое другое, Франсиско, — говорил он себе в эти минуты отчаяния. — Копайся лучше на своем участке, разводи скот, выжимай из своих индейцев столько, сколько можешь выжать, и благодари судьбу, если на склоне лет наживешь несколько сот дукатов и приличное поместье».

Но примириться с такой участью было трудно. Все кругом только и говорили, что о путешествиях. Ведь еще недавно возвратился из своей экспедиции Эспиноса, который мог бы вернуться богачом, если б лучше знал солдатское ремесло. Гонсалес пустился на запад и, говорят, открыл страну, похожую на земной рай. А в конце 1520 года до Панамы дошло уж совсем ошеломляющее известие: Кортес, сподвижник Колумба, собрал большую флотилию и завоевал могущественное государство ацтеков — Мексику, расположенную рядом с полуостровом Юкатаном. Он отправил в Испанию целые корабли золота. Ему дали звание наместника. Из отведенных ему территорий он выкачивал миллионы, и каждый его солдат возвращался на родину богачом. Весь следующий год все поселки Панамского перешейка жили этими слухами, и сотни людей поехали предлагать свои услуги прославленному завоевателю.

Пизарро крепился. Он не хотел искать меда в обворованном улье. Его тянуло к странам, где не бывал еще никто.

В 1522 году в Панаму вернулась небольшая экспедиция Андагойи, разведывавшая юго-восточную часть перешейка.

Золота Андагойя привез мало, но зато сведения, сообщенные им, вскружили голову даже наиболее осторожным. Индейцы рассказывали ему, что далеко к югу вдоль высокого горного кряжа расположено могущественное государство. Там есть все, что может пожелать человек: фрукты, скот, груды золота и драгоценных камней, которыми забиты целые пещеры. Но путь к этой стране далек и опасен. Когда Андагойя передавал эти рассказы, на глазах у него навертывались слезы обиды: если бы у него было побольше людей, припасов и хотя бы два утлых суденышка, он вернулся бы в Панаму еще более богатым, чем Кортес, и еще более знаменитым, чем Колумб.

Скоро эти слухи дошли и до фермы Пизарро. Старый солдат не стерпел, бросил своих индейцев и через два дня был уже в Панаме. Первый знакомый, которого он встретил в столице, был Альмагро, участник многих экспедиций и его давнишний приятель. А первые слова, которые Пизарро от него услышал, были таковы:

— Ну что ж, Пизарро, давай собираться в путь!

Доспехи Кортеса.

Альмагро был крепкий, добродушный человек, года на два-три старше Пизарро. Знатностью рода он похвастаться не мог: подобно Пизарро, он был подкидыш, но родители его остались неизвестными, а воспитатели занимались тканьем шерсти в Вальядолиде. Походы и странствования не принесли ему богатства. Правда, иногда и он набивал полные карманы золотом, но что это значит для солдата? Кутежи и щедрые подачки приятелям в три-четыре дня уносили весь его капитал, и в пятьдесят лет он был почти так же беден, как и в начале своих путешествий. Но у него сохранился юношеский пыл, и ради своей излюбленной мечты он мог в любую минуту поставить на карту и здоровье и жизнь.

— Ну что ж, Пизарро, едем? — повторил Альмагро.

Пизарро без всяких объяснений понял, куда зовет его Альмагро. Он криво усмехнулся и отвечал:

— Сеньора жаба сказала сеньору кроту: «Давай полетаем». Но как только жаба вышла из-под своего куста, а крот из своей норы, подлетел сеньор ястреб и скушал их обоих. Пожалуй, и с нами случится то же, Альмагро?

— Да, крыльев у нас нет, — согласился Альмагро. — Но крылья можно взять напрокат, и я уж присмотрел, где их можно достать.

Пизарро насторожился.

— Ты, наверное, знаешь дона Эрнандо де-Люке, викария церкви святой Магдалины? — продолжал Альмагро. — Дон Эрнандо скопил здесь изрядный капиталец; говорят, тысяч до десяти дукатов наберется. А он не любит, чтобы деньги лежали зря. Он сам недавно говорил мне, что готов их ссудить надежным людям на какое-нибудь смелое предприятие.

Через полчаса оба приятеля сидели уже у дона Эрнандо и вместе, с викарием обсуждали план путешествия. Викарий был человек обстоятельный и ученый, взвешивал каждую подробность и после долгой беседы сказал:

— Ну что ж, дети мои, положение ясное. Взвесим все, по всем правилам логики. Во-первых, вы можете умереть в пути, ничего не открывши. Это возможно. Во-вторых, вы можете открыть не то, что нужно. Это тоже возможно. В-третьих, вы можете набрать кучи золота и из ваших богатств не уделить бедному викарию ни одной крупицы. Это, пожалуй, возможнее всего. И все-таки я согласен рискнуть. Но раз уж такой большой риск, велика должна быть и моя доля. Открытые вами земли и всю вашу выручку мы поделим на три равные части: одна пусть достанется мне, другая — Пизарро, а третья — Альмагро. Идет?