Поль Феваль - Горбун

– Господин государственный секретарь Лё Бланк!

– Пошел в задницу! – оборвал лакея его королевское высочество, ставя босую ногу на низкий табурет, чтобы забраться в кровать.

Лакей исчез, но, прикрыв дверь, оставил небольшую щель, в которую сообщил:

– Господин государственный секретарь имеет к его высочеству экстренные сообщения исключительной важности.

– Все они являются с сообщениями исключительной важности, – проворчал регент Франции, устраиваясь головой, облаченной в чепчик на подушке одетой в малинские кружева. – Из мухи делают слона. Эти герцоги Мэнские, Альберони, Челламаре страшны не больше, чем вчерашний дождь. А начальник полиции и госсекретарь вместо того, чтобы одним махом их обезвредить, носятся с ними, как с хрустальной вазой, представляя их, чуть ли не национальной угрозой, – видно хотят продемонстрировать служебное рвение, а по существу лишь надоедают, дальше некуда. В час дня я приму господина Лё Бланка и господина де Машо… А еще лучше, в два. Раньше, наверное, не проснусь!

Дверь, наконец, захлопнулась. Филипп Орлеанский закрыл глаза.

– Аббат еще здесь? – тихо спросил он у дежурившего в спальне камердинера.

– Ухожу, ухожу! – поспешно отозвался Дюбуа.

– Нет, подожди. Вернись ка! В твоем присутствии я скорее усну. Скажи на милость, святой отец, разве не странно, что я в течение суток не могу выкроить минуты, чтобы отдохнуть от нескончаемых забот, – ни единой минуты. Эти сановники чистые кровопийцы. Они являются, когда я укладываюсь в кровать. Я подыхаю от усталости, ты же видишь, аббат, а им хоть бы хны!

– Может быть королевскому высочеству угодно, чтобы я ему немного почитал на сон грядущий? – предложил Дюбуа.

– Нет, мой друг, не надо. Извини, но я передумал. Ты все-таки лучше ступай. Иди и попроси за меня перед этими господами прощения. Скажи, что я всю ночь работал, и, как всегда после долгого письма при свете лампы, меня одолела мигрень. – Глубоко вздохнув, он прибавил: – Чувствую, что от этих всенощных бдений я загнусь во цвете лет… Господи, ведь скоро проснется юный король и конечно же потребует меня к себе. Его воспитатель мсьё де Флёри будет, глядя на мои опухшие глаза, покачивать головой и с осуждением оттопыривать свои испещренные морщинами, как у старой виконтессы, губы. Ох, до чего ж нелегкое дело управлять Францией.

Голова регента погрузилась в мягкую подушку, и через минуту в спальне послышалось ровное дыхание. Его высочество уснул.

Аббат Дюбуа обменялся взглядом с камердинером, и оба беззвучно рассмеялись. Когда регент пребывал в добром расположении духа, он частенько называл его преосвященство прохвостом, в характере которого действительно было что-то от лакейского плутовства.

Дюбуа вышел из спальни. Мсьё де Машо и министр Лё Бланк еще находились в передней.

– В три часа пополудни, не раньше, – сказал аббат, – его королевское высочество вас примет, но, если хотите знать мое мнение, то не раньше четырех. После затянувшегося ужина его королевское высочество несколько подустал.

Появление аббата прервало разговор между господином де Машо и государственным секретарем.

– Этот наглый прохвост, – сказал начальник полиции, дождавшись, пока Дюбуа уйдет, – даже не пытается себя утруждать молчанием. При первой возможности он рад разглагольствовать о слабостях его высочества.

– Главная его слабость, однако, не в любви к застолью, – ответил Лё Бланк, – а в том, что он в своем наивном благодушии не всегда верно судит о людях, порой попустительствуя явным негодяям. Кстати, вы в курсе, что там случилось сегодня ночью в увеселительном доме принца Гонзаго?

– Пока знаю лишь то, что мне доложили мои четыре пристава из Шатле. Перед рассветом они получили приказ штурмом взять особняк. Там они обнаружили два трупа: младшего Жирона и финансиста Альбрета, – оба получили смертельное ранение шпагой в живот. Арестованы трое: бывший гвардейский кавалерист Лагардер и еще двое головорезов, – их имена мало что значат. Группу захвата возглавила лично супруга хозяина логова принца Гонзаго. Среди находившихся в доме женщин были две девушки редкой красоты… дальше я замолкаю, так как здесь мне пока ничего не понятно: кто они, как там оказались, – словом тайна за семью печатями, загадка сфинкса.

– Одна из них законная наследница Неверов, – заметил государственный секретарь.

Мсьё де Машо пожал плечами:

– Известно лишь, что одну прочит на эту роль мсьё де Гонзаго, вторую – Лагардер.

– Регент уже знает о ночном происшествии? – спросил Лё Бланк.

– Вы же слышали, как аббат сказал, что регент всю ночь пьянствовал с гостями.

– Боюсь, когда он узнает, то Гонзаго, не смотря на его отменную изворотливость, придется несладко.

Начальник полиции, пожав плечами, рассудительно заметил:

– Что-нибудь одно из двух: либо мсьё Гонзаго сохранит доверие, либо его потеряет. Третьего, как говорится, не дано.

– Его высочество, если потребуется, может быть суровым, – сказал Лё Бланк. – Помните, как он безжалостно обошелся с графом Горном?

– Там были иные обстоятельства, – финансовые преступления государственного масштаба. Горн отчасти стал жертвой показательного приговора. Его нужно было покарать в назидание другим.

– Однако, в данном случае тоже затронуты немаловажные интересы, – вдова Невера…

– Разумеется, вы правы, но Гонзаго друг регента; как-никак уже больше четверти века.

– Сегодня вечером должны созвать «Пылающую палату»?

– Да. Будет слушаться дело Лагардера. Истец мадам принцесса де Гонзаго.

– Вы полагаете, что его королевское высочество намерен покрывать принца?

– Я уверен только в том, – произнес мсьё де Машо, – что не буду делать никаких выводов и уж тем более комментировать это дело вслух пока не узнаю, какова в отношении Гонзаго позиция регента. Вот и все.

После этих слов открылась входная дверь, и в передней появился принц Гонзаго. Он пришел один без свиты. Три вельможи обменялись приветствиями.

– Как там его высочество, уже проснулся? – осведомился Гонзаго.

– Только что нам было отказано в приеме, – в один голос ответили Лё Бланк и де Машо.

Гонзаго разочарованно присвистнул.

– Вот как? Жаль. Стало быть, его дверь закрыта для всех.

– Эй, Бреон! – позвал начальник полиции.

В комнате появился лакей.

– Ступай, доложи его королевскому высочеству, что к нему пришел его высочество принц Гонзаго, – велел он лакею.

Услышав слова начальника полиции, Гонзаго удивился и, взглянув на Машо не без опаски, (внезапная встревоженность принца не ускользнула от внимания обеих сановников), – поинтересовался:

– Аврора что, в отношении меня есть какие-то особые указания?