Поль Феваль - Горбун

Пейроль отвернулся. По этому признанию он понял, что хозяин сжигает за собой мосты. Со стороны вестибюля послышался шум, и привратники громко прокричали:

– Его королевское высочество регент!

– Его королевское высочество регент!

Гонзаго открыл дверь, выводившую в библиотеку, и, быстро пожимая соратникам по очереди руки, говорил:

– Господа, сейчас для нас самое важное – это хладнокровие. Прежде всего – никакой паники. Через каких-то полчаса все будет кончено. Если события пойдут должным курсом, то вам останется лишь загородить вход в церковь. В случае необходимости можете тоже разыграть небольшой спектакль. Если другие средства не помогут, орите, что есть мочи: «Позор! Кощунство! Святотатство!» Такие лозунги безотказно действуют на толпу. А она полагаю, набежит так, что яблоку не упасть. И последнее. С кладбища, где вы меня должны дожидаться, хорошо видны окна большой залы, где будет проходить фамильный совет. Неотрывно следите за этими окнами. Если вдруг увидите сквозь стекло, что огонь свечи трижды поднимется и опуститься, штурмуйте церковную дверь, убирайте охрану, если таковая окажется, и хватайте заложницу. Через минуту после этого условного сигнала я уже буду среди вас. Все понятно?

– Понятно, – отозвались дворяне.

– Тогда, в добрый час! Ступайте за Пейролем. Он укажет вам путь на кладбище.

Соратники молча вышли.

Оставшись один, Гонзаго отер рукавом лоб и тихо произнес:

– Человек или дьявол этот Лагардер, но сегодня он свое получит!

За закрытой церковной дверью госпожа принцесса де Гонзаго придерживала свою дочь, одетую в белое подвенечное платье. На голове девушки были фата и венок из флёр д'оранжа. Рядом находился священник в полном облачении. Донья Круц, стоя на коленях, молилась.

В тени у стены в напряженном ожидании застыли трое вооруженных мужчин.

Часы на башне Сен-Маглуар пробили восемь, и, словно эхом, издалека послышался погребальный звон колокола на Сен Шапель. Он оповестил, что приговоренного повели в Бастилию.

Сердце принцессы разрывалось от боли. Она видела, как побледнела Аврора, сделавшись похожей на мраморное изваяние.

На лице девушки появилось подобие улыбки.

– Вам пора, матушка! – едва слышно произнесла она.

Принцесса поцеловала ее в лоб.

– Да, дитя, нам сейчас нужно расстаться. Я это знаю, – сказала она. – Но пока я держу твою руку в своей, мне кажется, что ты в безопасности.

– Сударыня, – промолвила донья Круц. – Мы все, кто здесь останется, будем беречь Аврору, как зеницу ока. Маркиз де Шаверни готов за нее умереть!

– Ах, крапленый туз! – пробурчал самый рослый из вооруженных мужчин. – Эта бесстыдница, даже не упомянула о нас с тобой, дружок мой!

Принцесса прежде, чем направиться к выходу, подошла к группе из троих мужчин, состоявшей из Шаверни, Кокардаса и Паспуаля.

– Пресвятая сила! – заговорил гасконец, не дав ей ничего сказать. – Перед вами тщедушный аристократишка, – Кокардас кивнул на Шаверни. – Но это только с виду. На самом деле он – настоящий храбрец и будет сражаться, как лев, – ведь на него сейчас смотрит его пассия, – усач покосился на донью Круц. – Ну а уж что касается нас двоих: хитрющего удальца брата Паспуаля и лично меня, – то мы будем стоять насмерть за нашего Маленького Парижанина шевалье де Лагардера. Это ясно, как Божий день! Так что с легким сердцем ступайте по своим делам, сударыня!

Большая зала дворца Гонзаго была залита светом. Во дворе слышался цокот копыт лошадей Савойских гусаров, в коридорах, вестибюле, в подсобных помещениях и гостиных было много одетых по парадному французских гвардейцев. На вахте у дверей собственной персоной стоял маркиз де Бонниве.

Было ясно, что регент придает предстоящей фамильной церемонии небывалую торжественность и значимость.

На подмостках точно так же, как несколько дней назад в два ряда были установлены кресла, которые заняли те же государственные чиновники: юристы, вельможи, секретари и помощники, что и в прошлый раз. Единственное отличие состояло в том, что за креслом мсьё де Ламуаньона на особом возвышении находился позолоченный стул с подлокотниками, напоминавший трон, на котором восседал его королевское высочество регент. Его окружали Лё Бланк, Вуайе д'Аржансон и губернатор Бретани граф Тулузский.

Ведущие тяжбу стороны поменялись местами. Когда госпожа де Гонзаго вошла в залу, ее усадили возле кардинала де Бисси, сегодня занимавшего место справа от президиума, тогда как господин де Гонзаго сидел за столом, освещенным двумя трехпатронными подсвечниками, на том самом месте, где на прошлом заседании находилась принцесса. Таким образом, теперь Гонзаго спиной почти касался портьеры, скрывающей потайную дверь, (ту через которую в прошлый раз в залу незаметно проник горбун), – а лицом был обращен к окну, из которого открывался широкий вид на кладбище Сен-Маглуар. Потайная дверь, о существовании которой устроители ассамблеи не знали, не охранялась.

Нет нужды упоминать, что от пошлых деревянных клетушек – бирж не осталось и следа. Они были сломаны, вынесены во двор и сожжены; полы вымыты, просушены, где требовалось, залакированы и закрашены. Для этого накануне за щедрое вознаграждение пригласили мастеров краснодревщиков, – им пришлось трудиться весь день и последующую ночь.

Принц де Гонзаго появился раньше своей супруги. Он с достоинством поклонился председательствующему и членам трибунала. Присутствовавшие заметили, что его королевское высочество ответил ему приветливым жестом.

Когда в дверях появилась принцесса, к ней по указу регента навстречу устремился граф Тулузский – сын Людовика XIV, вслед за чем, Филипп Орлеанский поднялся с трона и, сделав два три шага к принцессе, поцеловал ее в обе руки.

– Ваше королевское высочество, – тихо промолвила ему принцесса, – не соизволили меня сегодня принять.

Заметив удивленный взгляд регента, она придержала шаг. Гонзаго следил за ними краем глаза, делая вид, что целиком поглощен лежавшими перед ним на столе бумагами, среди которых был и тот хорошо известный читатель пакет с тремя висячими печатями.

– Вашему королевскому высочеству, – продолжала принцесса, – также неугодно было принять во внимание мое письмо.

– Какое письмо? – изумленным шепотом осведомился регент.

Взгляд госпожи де Гонзаго невольно обратился к супругу.

– Значит, письмо было перехвачено, – заключила она.

– Сударыня, – спохватившись, поспешно заговорил регент. – Ведь пока ничего не изменилось. Все находится в том же состоянии, что и прежде. Действуйте решительно, ничего не опасаясь. Поступайте, как вам подсказывает совесть. С этой минуты между вами и мной уже никто не сможет вмешаться. – И затем, слегка повысив голос, чтобы его услышали и прочие, собравшиеся в зале, прибавил: – Сегодня для вас, сударыня, настал торжественный день. Мы решили лично председательствовать на фамильном совете не только потому, что мсьё принц де Гонзаго – наш кузен, а также потому, что, наконец пробил час для справедливого возмездия, – и сегодня убийца де Невера умрет.