Геннадий Семар - Океан. Выпуск шестой

— Верещагин, готовь крылатую мину.

Верещагин работал лежа, получив рваную рану в бедро. «Шутка» с выпущенной за борт миной направилась к броненосцу. Крыло мины, как акулий плавник, зловеще резало воду. Командир броненосца положил руль лево на борт и дал самый полный назад… Мина прошла у самого форштевня.

После этого турецкие корабли, ведя огонь, стали отходить. Их командиры решили, что если один катер чуть-чуть не потопил их, то что же будет, когда пойдут в атаку остальные?

В ночь на 8 июня канонерская лодка «Николай», катера «Царевна» и «Птичка» подошли к турецким батареям и завязали бой, лавируя под градом снарядов. Пехотные части высыпали на берег и били по катерам залпами. Отстреливаясь, «Николай» и катера то направлялись к берегу якобы с десантом, то устремлялись мимо батарей вверх по реке, будто для атаки стоящих там судов. Тогда турецкая пехота, не переставая палить, бежала за катерами по берегу.

А в это время матросы флотилии, солдаты Ряжского и Рязанского полков спустили на воду понтоны, шлюпки, рыбачьи лодки, бревна — все, что могло держаться на воде, и переправлялись от Галаца через Дунай. Они легко сбили береговые заслоны и бросились на штурм вражеских позиций на Буджакском полуострове, преодолев еще не освободившуюся от половодья пойму Дуная.

Засевшие в укреплениях турки недостатка в патронах не испытывали и вели из трехъярусных окопов густой огонь. Здесь-то и сказались результаты военных реформ военного министра Милютина. Молодые офицеры развернули свои подразделения в цепи и пошли на штурм перебежками, чего турки никак не ожидали.

Но дальше случилось непонятное. Командир Нижнедунайского отряда генерал Циммерман остановил наступление. В разведку были посланы конные дозоры и катера.

На Дунае стоял туман. Идти «Ксении» возле берега было опасно: легко напороться на вражескую батарею или получить ружейный залп в упор. Никонов попросил Шестакова высадить его с тремя разведчиками на берег. Они пройдут сушей и выберутся к нашим пехотным частям, а катер пусть идет дальше, пока не встретит турок.

От Дуная туман расплылся на всю окрестность. Надеясь, что по мере удаления от берега туман станет реже, Никонов повел разведчиков в глубь полуострова. В тумане деревья и кусты принимали самые неожиданные очертания. В рассеянном мутном свете лица разведчиков казались рыхлыми, голубоватыми, неживыми. Угнетала тишина.

Отметив на карте место высадки и приблизительное место боя, Никонов пробормотал:

— В таком тумане и в тыл к туркам уйти недолго.

И тут же все четверо обернулись, услышав голоса и топот.

— Турки! — шепнул матрос Нефедов, снимая с плеча ружье.

— Быстро к берегу! — приказал лейтенант.

Они бросились бежать, но остановились, заметив тени впереди. Вскинув винтовку, Нефедов шепнул:

— Бегите, ваш-скродь, мы прикроем.

Никонов обернулся и снова увидел приближающихся солдат. Бежать было некуда. Несколько секунд все стояли в оцепенении. Вдруг Никонов выхватил из кармана носовой платок и, насадив его на штык винтовки Нефедова, шепнул:

— Мы парламентеры. Нефедов и Михеев — ассистенты. Барос — переводчик. — Никонов сделал шаг вперед, жестом показал, чтобы матросы встали сзади, а Барос — поодаль. Лейтенант подумал, что грек-разведчик Барос не только свободно владеет турецким, но и сам похож на турка. Может, удастся обмануть, иначе — конец.

Увидев, что русские во главе с офицером не собираются ни обороняться, ни сдаваться, а на штыке матроса висит маленький белый флажок, турецкие солдаты окружили их, не опуская оружия. Никонов видел их напряженные рты, настороженные глаза, капельки росы на стволах ружей и лезвиях штыков.

— Парламентер от его превосходительства генерала Циммермана, — громко сказал Никонов. — Где ваш офицер? Барос, перевести!

Грек перевел. Солдаты недоуменно переглянулись. Никонов повторил с более строгими интонациями в голосе. Осмелевший Барос уже добавил к переводу несколько крепких турецких слов. Один из турок, видимо старший, что-то приказал, и двое солдат убежали.

Прошло томительных полчаса. Лица солдат казались одинаковыми, выражали недоумение и растерянность. Видимо, внезапная переправа и захват полуострова произвели на них угнетающее впечатление. Солдатские штыки опускались все ниже и ниже. В тумане появились люди. Нефедов вздохнул:

— Э-эх, теперь не выбраться. Прибавилось ихних-то.

Торопливо подошел турецкий офицер с двумя солдатами и остановился в нескольких шагах. Никонов, отдав честь, громко сказал:

— Парламентер от его превосходительства генерала Циммермана лейтенант Никонов с личным письмом его превосходительства к его превосходительству генералу Саабит-паше.

После того как Барос перевел, Никонов на всякий случай повторил по-английски. После этого офицер произнес несколько ломаных английских слов. Никонов не спеша расстегнул сумку, вынул из нее изящный запечатанный конверт, подал его турку и сказал по-русски, а как только Барос перевел, повторил по-английски:

— Их превосходительство генерал Циммерман изволили написать собственноручно по-французски, надеюсь, это не затруднит его превосходительство генерала Саабит-пашу?

— Ноу, — ответил офицер.

Тогда, снова отдав честь, Никонов заявил, что придет за ответом на это же место завтра в этот же час, и спросил:

— У господина офицера есть ко мне вопросы?

— Ноу, — снова ответил турок.

— Честь имею.

Лейтенант четко повернулся и пошел прочь, разведчики последовали за ним.

Через час, мокрые от росы и пота, они столкнулись с казачьим разъездом и в изнеможении рухнули на траву. Жадно закурили, Никонов широко раскрыл глаза и вздохнул:

— Целы, братцы. А вот простит ли мне моя невеста Софья Ипполитовна, что я адресованное ей во Францию письмо отдал Саабит-паше? Неделю сочинял, сегодня собирался отправить. Оно совсем не похоже на ответ запорожцев турецкому султану. Разберут ведь.

И вдруг все четверо расхохотались. Казаки недоуменно переглядывались и пожимали плечами. Когда в перерывах между приступами хохота Нефедов объяснил, что произошло, старший разъезда бородатый урядник сердито сплюнул и укоризненно произнес:

— Богу надо молиться, а не ржать, как двухлетки весной.

Когда Никонов с разведчиками вернулся в свой отряд, то отдохнуть и оправиться от пережитого не удалось. Подошел на «Птичке» мичман Персин и сообщил, что в штаб Циммермана пришли перебежчики, жители Мачина, и сказали, что турки собираются оставить город без боя.

Никонов загорелся:

— Надо сейчас же наступать, высадить десант.

Мичман покачал головой:

— В штабе не верят, подозревают провокацию, ловушку. Вам приказано ночью провести разведку. Из показаний перебежчиков похоже, что идет обыкновенная смена частей, несколько таборов уже ушли, зато прибыл отряд башибузуков…