Михаил Чурин - Рассказы капитана Мишина

Судно вошло в зону контроля службы движения пролива Босфор. На доклад о подходе получили команду следовать на рейд для постановки на якорь в ожидании дальнейших указаний по прохождению пролива. Михаил Павлович с шести утра находился на мостике, подход на рейд требовал повышенного внимания. Ситуация усугублялась тем, что пролив заканчивал работу на выход, и последним судам, выходящим из Босфора, предстояло разойтись с судами, назначенными на заход, которые уже начали сниматься с якорей и продвигаться ко входу в пролив. «Капитану Курову» предстояло, в свою очередь, расходиться и с теми и с другими. Для выполнения маневра по расхождению с первым из них капитан дал команду ложиться на новый курс. Вахта старшего помощника подошла к концу, требовалось отправлять «диспетчерскую» в судоходную компанию на восемь часов утра. Уточнив информацию, необходимую к отправке, согласовав с капитаном время подхода к порту назначения, Николай Сергеевич набрал текст донесения. В соответствии с установленными правилами старпом доложил капитану о готовности сообщения. Капитан быстро ознакомился с набранным текстом, по которому у него не возникло никаких возражений, все было написано правильно. Помня, что старший помощник как-то уже раз в диспетчерской указывал координаты судна с ошибкой, перед отправкой капитан, во избежание повторения подачи неверной информации, каждый раз проверял за старпомом позицию судна на восемь утра. Но в это время от теплохода потребовались действия по расхождению с очередным встречным судном, затем с еще одним, потом еще с одним – теплоход вошел в зону перманентных расхождений. Капитан никак не мог себе позволить отвлечься от окружающей обстановки и проверить координаты судна.

– Николай Сергеевич, ты проверил координаты, нужно мне их проверять? – спросил Михаил Павлович, с биноклем в руках внимательно всматриваясь в силуэт судна на пересекающихся курсах. Старпом в это время следил за движением судов, снявшихся с рейда.

– Михаил Павлович, я проверил, вроде все правильно, – отозвался старпом.

– Вроде или проверил? А то закружили нас на подходе, – все же уточнил капитан.

– Михаил Павлович, проверил, проверил, – ответил Николай Сергеевич.

– Ну коль проверил, то и отправляй. Отвлечься даже не могу. Отправляй. Да позвони на камбуз, скажи повару пусть попридержит завтрак, позавтракаем, когда станем на рейд.

Судно, завершив расхождения с встречными судами, подошло на рейд и, выбрав безопасное место на соответствующей глубине, стало на якорь. Постановка упрощалась тем, что рейд к этому времени уже покинуло много судов. Доложили о постановке на якорь, в ответ приняли команду дежурить на рабочем канале и ждать дальнейших указаний. Не успел капитан отпустить боцмана с бака, как в радиорубке начал отстукивать принтер судовой радиостанции. На борт было доставлено очередное послание. Капитан прочитал полученное сообщение, покрутил в руках листок с текстом радиограммы, обратился к старшему помощнику капитана:

– Ну вот и мы с вами получили.

– Что получили? – не совсем понял старший помощник.

– Получили по шее, – Михаил Павлович протянул листок радиограммы старпому.

Николай Сергеевич взял листок с текстом радиограммы (сообщение было от судовладельца) и прочитал: «Капитану т/х «Капитан Куров» Волкову = Срочно уточните позицию судна на 08.00. По полученным от вас координатам на указанное время судно находится в горах средней Азии = Петров».

Судно уже неделю стояло на рейде в надежде постановки к причалу. Стояло не на якоре, как обычно, а во льдах. За время стоянки мороз окончательно сковал судно, захватив его в ледовый плен. Да оно и не сопротивлялось, придя на рейд утомленным от бесконечных переходов и борьбы с зимними штормами. Февральские метели завершили начатое дело – судно окончательно вмерзло. Все усилия начать движение самостоятельно результатов не давали, о чем всему миру сообщали два красных вертикально расположенных огня на грот-мачте. Зима прошла свой экватор, но от этого шквалистые ветра не собирались успокаиваться, задували с завидным постоянством, образуя огромные заносы на верхних палубах судна.

Каждое утро боцман с матросами расчищали от снега дорожки до всех жизненно необходимых объектов, центральной магистралью судна при этом стал правый борт между комингсами трюмов и фальшбортом главной палубы. Матросы возвращались в салон команды на обед раскрасневшиеся от мороза, веселые и бодрые от проведенного времени на свежем воздухе. Как казалось капитану, боцман от этой работы получал большое подсознательное удовольствие, будучи мужиком из сельской местности и с детства знакомый с зачисткой двора деревенского дома от снега. Команда наслаждалась неожиданно представленным относительным отдыхом, судовые работы выполнялись в спокойном размеренном режиме.

Внутри теплохода было тепло и уютно, и от этого многим стало казаться, что они находятся не на судне, а в большой заснеженной коммунальной квартире, расположенной на краю света и оторванной от всего мира. В свободное от работы время «жители коммунальной квартиры» вели неторопливые разговоры о перспективах постановки к причалу. В вечернее время с большим удовольствием смотрели программы родного телевидения, обсуждали последние мировые новости, подсмотренные на голубом экране. Старший помощник уже начал восприниматься не как старпом, а как некий комендант общежития, а боцман – как завхоз, так как два дня назад в очередной банный день руководил меной белье в каютах команды, а механики казались работниками ЖЭКа, содержавшими в порядке коммунальное хозяйство. В этой ситуации самым озабоченным был старший механик, который постоянно поднимался на мостик, спрашивал, какие прогнозы получены, каковы перспективы температурного режима и когда надо ждать постановки в порт. И было отчего беспокоиться, в последнюю ночь температура упала до минус двадцати восьми, это стало чувствоваться уже даже в машинном отделении. Ночью мощные прожекторы врывались в морозный воздух, разрывая темноту ночи световыми коридорами, в которых отчетливо просматривались крутящиеся вихри взбесившейся метели. Над конструкциями судна почти горизонтально проносились потоки снежных хлопьев, успев едва мелькнуть в свете прожекторов. За ночь метель успевала полностью навести свои порядки и утром палубной команде в очередной раз приходилось начинать все заново.

Перед вахтой третьего помощника капитан с боцманом прошли на бак для осмотра ледяного поля, торосившегося перед носом теплохода. На подходе к кромке поля судно попало в обледенение, как это бывает при минусовых температурах. Ветер был не сильный, поэтому льда образовалось немного. Его там же на подходе и убрали, но оставшиеся крошки льда под действием новых морозов превратились на баке в тонкое ледяное покрывало. Боцман, подскользнувшись, машинально коснулся булиня судовой рынды (булинь – плетеный канат к языку судового колокола) и рында виновато отреагировала простуженным голосом: «тук». Это было необычно, так как все привыкли, что рында откликается всем хорошо известным переливчатым звоном, а тут – просто «тук». Боцман уже специально дернул булинь сильнее и опять в ответ получил простое «тук». Виной всему был обычный морозный воздух с очень низкой температурой. «Не трогай её, она просто бедная замерзла», – отреагировал капитан. Да, она просто замерзла, отогреется в теплых широтах и будет как и прежде давать звонкие переливчатые звуки, слышимые на большие расстояния.