Андрей Данилов - HOMO Navicus, человек флота. Часть вторая

Я иду вам навстречу…

ХА-ХА-ХА! (по-фантомасовски).

Слушай, брат, хватит уже о вертикалях и горизонталях службы. Командир, старпом, инспектор… В стройбат сослать за грехи не обещали? Значит, не служил. Вот и молчи. Хотя вспомни. Все: КПП, казармы, камбузы, столовые, автопарки, хранилища, дома и все прочее – это они, незаметные полуголодные воры и головоре… ой, зодчие.

С уголовным прошлым по малолетке или просто невезучие по зрению, плоскостопию, перенесенному в детстве менингиту и прочее, и прочее, попавшие в жернова советской призывной кампании и носившие гордое имя «военные строители».

Ты думаешь, БАМ комсомольцы построили? А вот фигушки! Когда комсомольский короткий запал закончился и выгорел, когда народ начал массово бежать со стройки века, на помощь призвали стройбат и ж/д войска. И они его, БАМ, и построили. «Слышишь, время гремит – БАМ, на просторах страны – БАМ…» – заливались проправительственные басы и баритоны с тенорами.

Это песня не о комсомоле, это – о стройбате…

Им нигде не было легко. Их никто не любил. Они платили окружающим тем же. Нелюбовью. И изобретательностью.

К примеру. На гражданском объекте работает стройбат. Прораб вечером завез лес: доски, брусья. Сложены в штабель. Чтоб военные строители не украли, застропили этот штабель, да и подняли на 10 метров краном, над стройучастком. Утром прораб увидел голые стропы.

Как? Что?

А был у строителей бывший «цирковой». Залез на кран, спустился по тросу, распотрошил штабель.

Куда дели?

Да для военного строителя стройматериалы продать – как два пальца об асфальт. Даже ночью…

Или пачку листового железа на объект привезут. Пачкой. А листы-то смазаны (по советскому ГОСТу). Шесть человек пальцами за выступающий из пачки лист цепляются, раз! – и вот он, листик металлический. И еще к нему десяток.

Не любишь нас? – Терпи убытки.

Мой приятель, бывший помначпо по комсомолу отдельной бригады подводных лодок, ставший ротным стройбата, многое чего мне рассказывал.

Далее от его лица: «А вот квартировали мы как-то в Чехословакии. Командование группы сдало нас в аренду местному пивовару пивоварню построить. Строим. Уже и танки установили, пивовар сырье закупил. Выглядит вот так.

Скоро контрольная варка.

Провожу вечернюю поверку – шестерых нет. Пораскинул мозгами, народ спать уложил, сам в засаду, на тропинку, что к Йозефу-пивовару ведет.

Вижу – идут. У каждого в руках по две канистры, а смотрят все вверх, на Луну. Я думал, от гордости, что пивом разжились, а оно в них, оказывается, уже не помещалось. В горле стояло.

Гаркнул я: „Хенде хох!“ Побросали они канистры, пролили пиво, говорить смогли.

Ефрейтор рассказал: „Узнали мы, что Юзек сегодня пиво варить будет. Собрали канистры, пришли. Чай, не чужие. Он радуется, лопочет что-то. В танках булькает, он бегает, ручонки потирает, нам то руки жмет, то по плечам похлопывает. Мы ждем.

А потом Юзек сошел с ума.

На часы посмотрел, пробормотал что-то, побежал вдоль помещения. И везде краны у танков открывает. Золотистые ароматные струи рекой устремляются в кафельные буртики вдоль стен и с хлюпаньем уходят в канализацию… 30 тысяч литров!

Сначала мы из буртиков пили. Потом в канистры наливать начали.

А Юзек верещит:

– Яд, яд, нельзя!

Типа первая варка слиться должна.

Объяснили ему, что не очень уважаем его маму, имели с ней сексуальные отношения, да и с ним готовы вступить в орально-генитальный контакт, если он не согласится пойти на мужской половой орган или в женский… То есть культурно все.

А он канистры из рук рвать начал. Ну пришлось применить силу – по башке дать идиоту“.

Отправил я пиволюбов спать, канистры конфисковал. Попробовал – классное пиво! Только прилег – сирены! Три „скорых“, вокруг Юзек бегает, о жизни солдат беспокоится. Через две минуты – уазики из группы и отряда. Типа у меня массовое смертельное отравление…

Спасибо, Юзек, в оральное отверстие твоей маме ноги! Всем, нехороший человек, позвонил!

Не зря в стеновой кладке твоей пивоварни один песок, а цементом и не пахнет! И трубы между танками не медные, а стальные (мы их медной фольгой обернули)!

Ну что, пришлось кабанчика, что у Вацлава вчера потихоньку увели, забить. И канистры выставить. И отправить „скорые“ и Юзека восвояси. И получить удовольствие. И даже взыскание с меня предыдущее сняли…

Теперь, думаю, опять на лодки вернуться.

Ишь, придумают эти иностранцы: пиво-яд. Х-х-хее… Нашли цикуту.

По-разному мы мыслим. И организмы у нас разные. Оттого и Варшавский договор распался.

Сам-то как думаешь? Ну, давай по пиву, што ли… Шило-то закончилось».

Вот не сплю ночами, думаю: «А чего нам, замполитам, так тяжело служилось?»

А потому что у всех, кроме нас, все расписано было.

Взять, например, помощника. У него благодаря инструкциям вино на компот из сухофруктов заменить можно. Вино меняется на сок, сок меняется на фрукты свежие, фрукты свежие меняются на сухофрукты, сухофрукты меняются на компот из них. Чем не жизнь? Но!

Помоха не тот ВВМУЗ закончил, и минер скорее станет командиром. А минер же на два года младше по выпуску. Пьет «помоха» с горя. Но служит легко. У него инструкции.

Минер действует сугубо по инструкциям. Когда действие инструкции заканчивается, пьет от непонимания, что делать. Он человек инструкции. Четко знает, «кто виноват». Он будет командиром ПЛ. Пьет с ожидаемой радости власти, учебы в Питере и повышения в должности.

Механик. Пьет для того, чтобы обеспечить движение и выполнить инструкцию. Не верит, но клеит лопнувшую крышку дизеля эпоксидкой. Она склеивается. Работает. Механик удивляется и пьет с удивления, что поклейка удалась, и понимания того, что после лопнувшей крышки дизеля флагманским ему не быть.

Штурман. Сука. Пьет из удовольствия, хотя мог бы стать командиром. Но ему это не надо.

РТС плачет в углу. Надо принять на себя, по инструкции, по акту 400 тыс. рублей за аппаратуру, которой на ПЛ давно нет, но она не списана. Пьет. Надо утешить и заставить подписать акт приема-передачи…

– Зам, давай выпьем.

– Товарищ командир, а за что?

– Да, б…, никто инструкций не знает. Пьют только. Достали.

– Будем. За знание!

Замполит дерет всех за пьянство. И знает его истоки: нет инструкции и т. д. А сам с ужасом понимает, что нет у него инструкции… У всех есть, а у него нет. И это страшно, путь в бездну. Спиться можно, но у него стержень внутри. И он действует, действует, как Бог, командир и порядочность на душу положили…

Хотя иногда с зеркалом советуется:

– Б…, может, кого в партию принять?

– Б…, или в политодел доложить? А в политотделе все за пьянство снятые и к нам присланные.