Виктор Белько - Морская служба как форма мужской жизни

Но вдруг, да так подло и внезапно, без объявления войны, взял и наступил понедельник. Прямо, как расплата, как карающая длань Немезиды. (Или кого там еще? О Боже, как туго сегодня открываются крышки сундуков памяти!) Заедают и скрипят!

По дороге на корабль, он клял себя на чем свет стоит за вчерашнюю несдержанность, покаянно клялся сам себе что больше так не будет и сам себе же искренне верил. Ситуация! Организм твой отравлен, а ты пытаешься его заставить не только существовать, но и нормально функционировать, притворяясь, как ни в чем ни бывало. А он, бедолага, страдает и отчаянно сопротивляется. А матерится!!! Иначе чего так бурчит желудок и кишечник, а?

К тому же, чтобы не смущать своих начальников и подчиненных утренними напоминаниями о вчерашнем застолье, отчаянно морщась, Борис (древний рецепт, призванный не дать смраду перегара вырваться наружу), проглотил целую столовую ложку подсолнечного масла. Противная вещь! И теперь от этого (а может, и не только) его слегка мутило.

Кефир, чай, кофе – слабоватые лекарства против такого «отравления». Но применить радикальные средства не давала совесть. С утра дышать «свежачком» на подчиненных – очень дурной тон! Тем более, требовалось выполнить ряд обязательных для понедельника командирских мероприятий, что уже предполагало общение со многими людьми. При попытке извлечь что-то из памяти, Борис прямо-таки слышал, как эти самые пресловутые шарики, отвечавшие за мыслительный процесс, грохотали, катаясь в опустевшей голове по ржавым логическим дорожкам, вызывая мучительную боль и задерживая ответы на запросы к этой самой памяти. Б-р-р-р!

На сигнальном мостике шла предобеденная приборка и над головой невыносимо грохотали сапоги матросов, затеявших какую-то возню. «Здоровье им девать свое некуда!» – завистливо поморщился страдающий Борис. Наконец-то это мучительный для сегодняшнего дня процесс, завершался. Наступал долгожданный обеденный перерыв. Скоро обед, а там – каюту, и спать, спать, спать, – хотя бы минут семьдесят!

И тут он решился. Ей-Богу, не из-за любви к процессу, а только от безвыходности и для восстановления личной боеготовности в послеобеденный период. Из припрятанной в сейфе бутыли налил себе в чайный стакан с фирменным командирским серебряным подстаканником чистого спирта, на треть объема, и двинулся к умывальнику, открыл было кран, и…

И вот тут раздался вежливый стук в дверь каюты, затем деликатное:

– Разрешите? – и дверь в ту же секунду распахнулась. В проеме стоял замначпо бригады, который зашел на корабль к замполиту по каким-то своим делам, но, как воспитанный офицер, счел своим долгом, как гласят документы, представиться командиру, а, попросту говоря – с ним поздороваться.

Прятать стакан было глупо, доливать стакан водой – еще глупее. Сразу пойдет запах по всей каюте.

И Борис героически отхлебнул спирт, не моргнув и глазом, и сделал приглашающий жест. Заходите мол, дорогой Виктор Павлович! Но тот отказался, и офицеры обменялись парой-другой малозначительных фраз, стоя у дверей. Во время этого разговора Хмарский «непринужденно» прихлебывал, как воду, спирт из стакана, выдыхая во внутрь себя. Так ему казалось, по крайней мере. Но вот, наконец-то, дверь за капитаном 3 ранга закрылась.

Политработник или не обратил внимания на стакан, или дипломатично сделал такой вид.

Хотя – вряд ли! Кого хочешь передернет, если наблюдать такую пытку воочию, зная суть происходящего. Значит, не обратил внимания – успокоил себя Борис. Он перевел дух и удивленно покачал головой: – ну, надо же, выхлебал мелкими глотками граммов сто двадцать чистого «шила»!

Это был поступок, достойный удивления! Ладно бы – залпом, бывало и не раз, но «смакуя», и мелкими глотками?! И тут же, почувствовав пожар первой степени внутри себя, он опрометью кинулся заливать вулкан в организме водой из умывальника. Все нёбо, щеки и гортань онемели, как от анестезии. Еще бы!

Так, чем бы теперь закусить? Осмотр ящиков стола не дал никаких результатов. Там все было расположено на своих местах, а вот места для закуски в рабочем столе, у аккуратиста Хмарского, естественно, предусмотрено не было.

Надо бы вызвать вестового! Рука потянулась к кнопке звонка в буфетную, но тут опять распахнулась дверь.

О, Боже! Это когда-то кончится? Без стука и формального запроса разрешения, (признаками воспитанности и внутренней культуры можно пренебречь, какие условности между друзьями?), заметно пригнувшись, в нее вошел рослый друг-приятель и командир соседнего корабля Лева, косвенный виновник его сегодняшних страданий. Впрочем, резонно опроверг самого себя Борис, никто насильно в него ничего не заливал! Это если быть справедливым к себе до конца…

Лева плюхнулся на свободный стул, и стал жаловаться на головную боль, и живописно сравнивать свое состояние с состоянием кошки, прокрученной в стиральной машине.

– Все! С такой пьянкой я решительно завязываю! – подытожил он свое выступление.

– Оригинально! Уж кто бы говорил! – саркастически поддел его страдающий Хмарский, – А кто начал-то?

– Ты тоже не лучше выглядишь – «успокоил» его, парируя выпад. Лева, – а если бы я не проставился за день рождения, вы бы меня съели, и ты не был бы в числе защитников!

Замечание Левы обидное, но – по существу! Так бы оно и было.

– Да нет, я это… у меня… отравился, короче… или аллергия, какая-то… вот! Организм озверел из-за какого-то проглоченного в злой час продукта, наверное. А в это время, «шило», бесцеремонно продравшись по пищеводу, и смешавшись где-то там с проглоченным маслом и со всем тем, что вчера вечером украшало стол, растревожило страдающий желудок. Тот возмущенно взбурлил, потом еще раз, и еще… Борис опасливо покосился на Леву – слышит ли? Заподкалывает же ведь своим недремлющим ироничным сочувствием!

Хмарский хотел было поделиться с другом своим недавним «подвигом», но вовремя прикусил язык – Лева, конечно, друг, но ужасно любил разные анекдоты «из жизни», и это могло стать достоянием «широкой общественности». Ведь не удержится же, как пить дать! Ради красного словца не пожалеет и отца, говорят в народе – так вот – это именно про Леву Птицина!

– А что? Вполне может быть! Консервы там, опять же рыба копченая и соленая, оказалась с какими-то бактериями на маленьком кусочке, который именно тебе и достался. Сколько хочешь таких случаев! В прошлом году у этого… как его… ну из тыла кап-лей, так две недели в госпитале… дальше чем видел…, слышал, ведь, небось?

У Левы жена работала врачом в местном госпитале, и на этом основании он любил вставить к месту и не к месту свое «авторитетное медицинское мнение».

– А может… ботулизм? – достал он из уголка памяти научное словечко.