Виктор Белько - Морская служба как форма мужской жизни

– Ну, ты сравнил, ага! Нечего было столетний окорок на закуску-то пускать…

– А где ты видел, чтобы свежий личному составу давали? Они его специально держат до последней возможности, а уж потом – на корабль или на паёк.

У Лёвы еще в училище были на все ответы, основанные на свих наблюдениях и доверительной информации. Похоже было со стороны, что с ним делился сам министр обороны…

– Ну, уж для себя-то могли бы… Слушай, ты вот нашел время, и без твоих красочных картин плохо… Бурлит вон внутри, сейчас своего фельдшера вызову, таблетку какую, или чего!

– А на фига тебе фельдшер? – искренне удивился Птицын, и уверенно добавил:

– Сейчас я тебя сам вылечу! – оживился Лева и достал из кармана новенькой «канадки» фирменную «северодвинскую» фляжку из «нержавейки», на которой была нарисована выпуклая фигура охотника, спешившего, наверное, к привалу.

Говорят, эта фляжка была кем-то спроектирована как раз под внутренний карман флотской офицерской шинели.

– Глотни-ка вот, полечись!

– Да ну тебя, только этого не хватало – возмущенно отказался Хмарский. Запах спирта, и так густо витавший в каюте, раздражал его и вызывал тошноту.

– Впрочем, верно! Опохмеление – верный путь… и, наверное, даже уже признак какой-то там стадии алкоголизма, я где-то читал! – Лева решительно, но с сожалением завернул крышечку на фляжке.

– Да какое опохмеление?! – внезапно озлившись, проворчал Борис: – Говорят тебе – аллергия или отравление.

– Слушай, у врачей есть такая уловка профессиональная, простой приёмчик. Надо последовательно представить себе все, что ты ел, и когда будет тот продукт, который и вызвал отравление, то тебя сразу замутит…

Выбор для представления у Бориса был совсем не богатый, точнее – его не было вовсе. И представилось оно автоматически, само по себе, безо всяких усилий… Не успел Лева закончить свою тираду, как Хмарского точно замутило, тем более, что запах спирта, по его мнению, уже плотно заполнил всю каюту.

Он бегом бросился в командирский гальюн и захлопнул за собой дверь.

«Их-тии-а-а-ндр-р-р!» – примерно так раздалось из-за двери. Затем: «Лева, сволочь!» и опять: «Ииих-ти-и-и – а-а-а-ндр!», и снова: «Садист, гад!». И – еще! Через несколько минут он появился из-за двери гальюна, обшитой «под красное дерево», и на ее фоне выглядел лицом белее школьного мела.

– Ну вот, я же говорил! – изрек Лева, довольный результатами своего медицинского эксперимента. – Полегчало, ведь? А ты все – фельдшер, фельдшер…, скажи «спасибо», что у тебя друг такой… разносторонне подготовленный!

– Спасибо…… твою маман! – галантно, почти по-французски ответил Хмарский. – Эх, знал бы ты…. Но – полегчало, факт, это точно! Только флягу свою убери с глаз долой, да и вот еще что… – тут Борис достал из сейфа свою бутыль с «шилом», сунул ее в темный пакет и вручил другу.

– Унеси ее к себе, от греха подальше, до лучших времен… видеть не могу, а вылить – тоже рука не поднимется! Не фашист же я какой, а природный русский!

Хмарский действительно «шила» больше не пил. Целую неделю! А Лев Птицин все-таки догадался и, конечно, проболтался, якобы об одном знакомом, но «вся деревня» догадалась – о каком. А Борис Хмарский потом долго ловил на себе сочувственные, а когда и ехидные взгляды.

Давно это было, в гарнизоне, в красивом поселке, который тогда звали – с кажем, так – У-черта – за рогами, примерно так…

Когда меня туда назначали, то вышележащие товарищи, увешанные крупными, и – даже – шитыми звездами, так называемыми тогда на флоте – «мухами», успокаивали – мол, кому-то и там нужно служить. И я радовался… не от большого ума – впрочем, теперь об этом не жалею…

В этом действительно красивом месте уже сто лет никто не служит, одни рыбаки, браконьеры, неудачливые «бизнесмены», пограничники, лавирующие между теми и этими. Жить как-то надо всем и – хотелось бы – хорошо. Закон такой – если кто-то борется с представителями зла – тот постепенно принимает их облик – и полиция, и таможенники, и пограничники.

Так вот, после того, как оттуда ушли последние корабли и части министерства обороны – мир не рухнул, и даже не покачнулся, и не пришла беда, откуда не ждали – своих собственных, рукотворных бед хватило!

А тогда было, всё в абсолютно в пределах нормы и законам времени – вот что: как-то вечером мы с командиром обсуждал какие-то новости и задачи, и вдруг в дверь его каюты постучал один матрос, минер ПЛО, очень добросовестный, призванный на флот из Одесской области. Из представителей редкой национальности – гагауз. Ну, а кто теперь встречал их представителей живьем? Вот то-то – и – оно! Теперь они живут за границей недружественного государства.

В руке у него было письмо от матери. В двух словах, не вдаваясь в особые детали – он изложил проблему: – отца у него нет – умер от болезни, мама у него – инвалид труда, с 14 лет работала дояркой на колхозной ферме, ночами она стонет и плачет от боли… Наш матрос – её единственный сын. Не должны были его брать на службу – это мы с командиром знали, военком что-то схимичил во имя плана или каких личных целей. А его маме – сейчас где-то под 40, жизнь так сложилась. Страдает артрозом, суставы рук вообще не действуют – типовое профессиональное заболевание доярки. Дом – ну какой дом может быть в украинском селе? А вот такой: – печное отопление, крыша – старая, ремонт не делался, климат-то сухой, но вот начинается осень и во время дождя приходится подставлять всякие емкости, чтобы не заливало… Он просил отпустить его в отпуск – служил добросовестно, ни в чем дурном замечен не был, наоборот – стремился в лучшие, в отпуск хотел.

– По совести, отпуск-то мы ему объявим, – сказал командир, но позже. А что успеет сделать в этом случае пацан за неделю? Да еще и гулеванить будет с девчонками и своими друзьями, напропалую, даже если сейчас он так и не думает!

Решили написать в райком партии и райисполком – параллельно. Изложили – все как есть, в красках и эмоциях, призывая партийцев и патрициев сего культурно-промышленного центра чести и совести – наивно предполагая, что эти рудименты у них имеются. Мол, у воина-североморца, который боле трех четвертей своей службы бороздит полярные моря, не досыпает, не доедает, мерзнет на ходовых вахтах… А вот его мама, у которой нет другой защиты и поддержки, лишена всякого внимания руководящих органов… и так далее.

Через какое-то время – почта ходила в те времена – неплохо, получаем из райисполкома ответ: получили ваш сигнал, вняли. Прониклись, взбодрились – ща всё будет…

…Ага! Сказали мы друг другу с командиром, и как-то успокоились и где-то загордились сами собой. А вот – зазря!