Николай Прокудин - Юляшка-Потеряшка находит друзей [СИ]

Кот потеребил лапой ошейник с висевшей на нем блестящей биркой: там было выгравировано красивыми буквами имя — Василиск. Крыс задумчиво посмотрел на ошейник, затем перевел взгляд на бирку, медленно прочитал и фыркнул:

— Подумаешь, ошейник! Почти как у собаки! Я попрошу боцмана цепочку для меня сделать, с брелочком, даже получше, чем у тебя.

— Может, ты еще золотую цепочку потребуешь? Тоже мне, «новый русский крыс» выискался. — Кот забылся, обхватил лапами брюшко и захохотал, но не удержался и рухнул из иллюминатора на палубу.

— Ну, может, и не золотую. А вот, думаю, серебряную цепь я заслужил, — решительно заявил Амадеус.

— Каким образом? — язвительно поинтересовался мгновенно вернувшийся к иллюминатору кот. — Тем, что погрыз на кухне весь горох? Или тем, что давеча стащил головку сыра, укатив ее в свою нору прямо с камбуза?

— Ты совсем забыл, гнусный котяра, что я — счастливая примета! Я приношу удачу кораблю. Так сам капитан сказал. А еще он велел твоему любимому коку Шницелеву регулярно меня подкармливать. Я вчера бродил голодный по радиорубке, а добрейший капитан Шромм, заметив мою худобу, велел коку и боцману каждый день выделять мне не менее одной котлеты, сосиски или сардельки. Мы теперь с тобою на равных: оба на сосисочно-котлетном котловом довольствии.

— За что? Караул! Разбазаривают деликатесы! Как это понимать? Кот-ловое довольствие — это мое довольствие! — громко заорал кот. — Грабят! Так и «антре-коты» кончатся для кота! Я обожаю антрекот!

— Да-да! Именно так и сказал — на «котловое» и добавил: пусть Василиск ему лично сосиски в зубах приносит! Да, и желательно подогретыми. Не переживай, котик, я с тобою поделюсь, если что-нибудь останется. Выделю от крысиных щедрот…

Кошак, злобно урча, отправился на камбуз выяснять отношения с ничего не подозревающим коком Шницелевым. Вскоре самодовольный Василиск вновь появился в каюте, неся в зубах сардельку, а вторая, в связке с первой, волочилась по полу.

— О! Блохастый! Молодец! Быстро ты выполняешь команду капитана. А вторая сарделька — это за вчерашний день или моя завтрашняя порция? — решил уточнить крысак по имени Амадеус.

— Ничего не получишь! И вторая — тоже мне. Я, между прочим, законный, зарегистрированный член экипажа с санитарным паспортом, в отличие от некоторых бездокументных грызунов с облезлым хвостом, — промурлыкал кот. — Посмотри, какой у меня хвостик — пушистый и красивый! А твой хвост совсем непривлекательный, никудышный…

— Друзья, давайте не будем постоянно ссориться! Лучше дружить! Да и сардельки-то две. Хватит обоим! — прервала их перепалку Юляшка-Потеряшка.

Ей нравились на корабле все: и болтливый попугай, и хитрый кот, и этот забавный крысак. Она была счастлива и полна надежд:

«Ах, до чего замечательная команда! Как все хорошо складывается! Неужели мы действительно отыщем моих родителей?»

Заклятые враги разошлись по разным углам комнаты и принялись есть. Амадеус и Василиск с таким хрустом и аппетитом уплетали сардельки, что Юлечке самой захотелось подкрепиться.

— Котик, а еще одной сарделечки для меня не найдется? — спросила проголодавшаяся девочка.

— Мур-р-р! Найдется, конечно. Но только у кока в холодильнике. Иди, он тебя заждался, ты последняя в очереди за бесплатными сардельками и сосисками.

— Какой же ты жадный и бессердечный! — возмутился Амадеус. — Только о себе и думаешь, вместо того чтобы вначале бедную девочку накормить! И вы тоже хорош, мистер старый телевизор! Опекун, называется! Почему не напомнили бедному ребенку, что пора обедать?

Конечно же, Мерцалкин осознал свою вину, и ему стало стыдно. Но зачем так грубо и прямо говорить ему об этом? Он ничего не ответил крысаку, а лишь сердито загудел и замигал всевозможными лампочками и датчиками. «Ну, какой же я старый? У меня только корпус староват, а сам-то я — новейшая разработка!» — подумал умнейший механизм.

Кот Василиск вызвался сопроводить девочку на камбуз, при этом строго выговаривая ей по дороге:

— Жизнь путешественника сурова, а судьба морского путешественника — еще более сложна и сурова. Мы, настоящие моряки, немногословны и сдержаны. Я, как старый морской «волк»…

— Какой же ты волк? — удивилась Юля. — Ты же сам говорил, что ты морской кот!

— Вот именно, я, как старый морской кот, часто занят делами и могу случайно не вспомнить про твое кормление. Запомни, капитан, боцман, матросы и даже я — народ занятой! Мы постоянно в заботах и можем нечаянно забыть про тебя. Будь любезна, милая, сама являться в кают-компанию строго по распорядку. Этот распорядок висит у тебя в каюте! Лично я, если проголодаюсь, то всегда могу заморить червячка птичкой. — Кот выразительно посмотрел на попугая, сидевшего на поручне. — Или грызуном. — Кот махнул лапой в сторону каюты, откуда они вышли. — Ты ведь птицами или крысами, в случае чего, питаться не будешь?

— Нет, что ты, что ты! — замахала руками Потеряшка.

— Никогда не опаздывай к приему пищи, иначе всегда будешь оставаться голодной, — продолжал читать ей нотации Василиск.

— А разве можно есть друзей? — нахмурилась девочка.

— Подумаешь! Ну, какие они мне друзья? Никто из них даже по-настоящему мяукать не умеет. Так, одно недоразумение, лишний груз на судне. Навязанные капитаном случайные попутчики.

Кот толкнул лапой дверь и по-хозяйски вошел на камбуз. Не теряя времени даром, он сразу же потерся о ноги кока, выпрашивая еще кусочек мяса, но рыжему хитрюге досталось лишь блюдце, полное молока. Состроив брезгливую физиономию, Василиск нехотя все же вылакал молоко (а ну как в другой раз не дадут!) и, урча себе в усы что-то о вреде молочных продуктов для взрослых котов, ушел спать.

А Юля быстро съела макароны по-флотски, и выпила три кружки персикового компота, который ей подливал добрый кок. Шницелев слушал ее рассказ о нелегкой жизни без родителей, утирал белым поварским колпаком слезы и опять предлагал ей очередную порцию компота.

Несколько дней море оставалось тихим и спокойным, обстановка на корабле была почти домашняя. Вокруг корабля кружили чайки и бакланы, постоянно задирая ворчливого попугая. Старый Гогель равнодушно взирал на этих шумных и бестолковых, по его мнению, птиц, но когда какая-нибудь из них пыталась клюнуть или нагадить на него, он оглашал морской простор истошным воплем: «Свистать всех наверх! Огонь из всех орудий! Стреляю без предупреждения! Пошли прочь, мор-р-рские мусор-р-рщики!»

От этого хриплого вопля, чайки в панике разлетались в разные стороны. Однако крики какаду не пугали бывалых альбатросов. Они усаживались на поручни или канаты и начинали, грозно лязгая хищными клювами, наводить страх на Гогеля. Тогда попугай громко верещал и взывал о помощи, медленно пятясь к каюте, а наглые захватчики продолжали издеваться над любимцем капитана и теснили какаду, стараясь клюнуть его в голову или выхватить из его хвоста роскошные перья. Но тут на защиту друга выходил большой Крыс. Он отчаянно бросался из засады на незваных гостей, и обычно пернатые чужеземцы с воплями разлетались во все стороны, лишь пух и перья летели на палубу.