Геннадий Савичев - Только море

Схватил Мышечкин тяжелый огнетушитель. Вытирая соленый пот, мчится к месту «пожара». На жестяном противне тлеет ветошь. Дымище — дышать невозможно. Подбежал Мышечкин к самому противню, отвернул кран у огнетушителя. Хлещет тугая пенная струя, тушит огонь. Смотрит Мышечкин вокруг. Вроде и качка утихла. Нет, швыряет, окаянная.

И опять щелкает секундомер:

— Матрос Мышечкин, оказать помощь раненому Лобову.

Подбегает Мышечкин к Лобову, подхватывает его под руки. Но в Лобове килограммов сто без малого. Ничего не может с ним поделать, а Лобов норовит еще поудобнее на Мышечкине устроиться. Разозлился Мышечкин: «Я ему окажу помощь!»

Уложил Лобова на носилки и давай жгут накладывать.

— Довольно, — шепчет сквозь зубы «раненый», — жмет уже.

— Вы без памяти, — отвечает Мышечкин.

Совсем натурально стонет «раненый». Цо зато «кровотечение» прекратилось.

После тренировок мичман Богун особо отметил Мы- шечкина.

Хотя и устал Мышечкин, но доволен и даже качки почему-то не замечает. Тут и сигнал на ужин.

Заходит Мышечкин в кубрик, а Цветков уже ждет его, хитро так прищурился:

— Может быть, товарищ моряк, и мою порцию скушаете? Борщ наваристый. Макароны с салом…

— Ну что ж, раз ты предлагаешь, с удовольствием, — спокойно отвечает Мышечкин и ест двойную порцию.

Цветков растерян. Не ожидал такого оборота. С грустью смотрит в пустую миску. А Мышечкин смахнул пот со лба и говорит товарищам:

— А что, ребята, не попросить ли нам добавки?

Корабль ошвартовался у стенки в двадцать один час сорок четыре минуты. До наступления Нового года оставалось два часа шестнадцать минут.

В обычных условиях этого времени было бы вполне достаточно, чтобы подготовиться к увольнению, но если взять поправку на предпраздничную горячку, то его осталось просто в обрез. Тем более, что на дистанции появились препятствия.

В проблему номер один сразу же превратился обычный электрический утюг. Скромный прибор быта стал объектом пристального внимания жаждущих сойти на берег. У утюгов выстроились очереди. В руках увольняемых утюг носился по брюкам и суконкам первого срока со скоростью, немного уступающей скорости баллистических ракет. Правда, время от времени возникали непредвиденные задержки. Так, например, матрос Расхлыстаев, человек феноменальной рассеянности, впопыхах навел складку на брюках с боков, по швам. После длительной свободной дискуссии ему разрешили прогладить брюки вторично.

Вадим Мушкин стоял на расстоянии трех метров от заветного утюга, а мысли его витали в пространстве. Однако это пространство имело довольно точные координаты: проспект Нахимова, дом… квартира 32. Именно под этими определенными градусами широты и долготы проживала некая Верочка. Мушкин вспомнил ее длинные пушистые ресницы, милый вздернутый носик, на котором темнела одна-единственная веснушка, и, вздохнув, посмотрел на часы. До наступления Нового года оставался час и пятьдесят восемь минут. Ровно столько же осталось до того момента, когда Мушкин наконец получит ответ на свой вопрос. Сегодня в двадцать четыре часа по московскому времени на новогоднем балу в матросском клубе он услышит или заветное «да», или холодное «нет» — так обещала Верочка.

Наконец увольняемые построились на юте.

Дежурный пожелал увольняемым счастливой встречи Нового года, и все, оживленно переговариваясь, сошли на берег. Первым делом Мушкин зашел в магазин подарков. Перебрав несколько плюшевых мишек, флакончики духов с бантиками и флакончики без бантиков, он решил купить небольшую обезьянку. Она могла кувыркаться, если ее покрутишь за хвост. Положив подарок в карман, Мушкин вышел из магазина.

Было необыкновенно тихо. В воздухе парили невесомые снежинки. Они опускались на здания, на плечи прохожих, на крыши троллейбусов. Город прихорашивался, надевая новое платье. Чуть-чуть морозило. Оглянувшись с удовольствием по сторонам, Вадим зашагал к матросскому клубу, вдавливая подошвами хрустящий снег. До встречи с Верочкой оставалось ровно тридцать минут. Вадим чувствовал себя хорошо, и ему очень хотелось сделать что-нибудь приятное тем милым и симпатичным людям, которые в это время находились на улице.

У большого многоэтажного дома Мушкин заметил старушку, которая пыталась вкатить в подъезд детскую коляску.

— Разрешите, мамаша, — щелкнул он каблуками и подхватил коляску на руки.

— Да что ты, милый, я уж как-нибудб сама, — смутилась старушка.

— Ничего, мамаша, я разом. А так вы и до Нового года не докатите. Вам на какой этаж?

— На пятый, родимый.

Мигом взлетел Мушкин по лестнице и поставил коляску на площадке пятого этажа.

Перепрыгивая через две ступеньки, Вадим побежал вниз. Время уже поджимало. Но на площадке четвертого этажа внезапно распахнулась дверь, и навстречу Вадиму выбежала дама.

— Помогите! — сказала она трагическим шепотом. — Спасите! Иначе мы…

— Что случилось? — встревожился Мушкин.

— Перегорели пробки, — ответила дама, заламывая руки.

— Но я не электрик.

— Нет, не говорите. Вы моряк. Вы все можете. — И, обернувшись в сторону худепького лысоватого мужчины, боязливо выглядывающего из-за двери, громко добавила: — А вот этот человек ничего не может. Дожив до сорока лот, он даже не знает, что такое электрическая пробка. Боже мой, и это в атомный век!

— Но, Дуся, я же ремонтировал, — пробовал возражать мужчина.

— Ты еще смеешь говорить! — громовым голосом воскликнула женщина. — Вы только посмотрите, на кого он похож.

Действительно, вид у мужчины был явно нс праздничный: весь он был какой-то прокопченный, рубашка разорвана, а под глазом, переливаясь всеми цветами радугу, сверкал великолепный синяк.

— Я, понимаешь, поставил два стула… Сунул в дырку, понимаешь, инструмент. Ну и… посыпались искры… И я того, значит, рухнул…

— На кого ты рухнул? — уперев руки в бедра, закричала дама.

— На тебя, Дуся, — робко прошептал мужчина и поспешно юркнул в темноту квартиры.

— А чем он ремонтировал? — поинтересовался Вадим.

— Вообразите, — ответила женщина, — консервным ножом.

Зайдя в прихожую и посвечивая спичкой, Вадим вывернул пробки и заменил предохранители.

Когда вспыхнул свет, раздалось громовое «ура». Оказывается, в комнатах были гости. Все обступили Мушкина и жали ему руки так, будто он только что вернулся из космоса.

— Да, дорогой, понимаешь, дорогой, — говорил мужчина кавказского типа, — никуда мы тебя не отпустим. Веселиться будэм. Танцевать будэм. О-ля-ля! Асса!

— Не могу, — взмолился Вадим, — меня ждут.

— Дэвушка? Приведи дэвушку. Вместе будэм танцевать.

Кое-как Мушкин пробился на площадку. Провожаемый бурными овациями, он ринулся вниз. Однако на третьем этаже ему пришлось приостановить свое стремительное движение. Маленькие мальчики и девочки, забытые взрослыми, высыпали на площадку и завели вокруг него хоровод.